Грег Иган - Отчаяние

Толпа, вопя и стеная, бросилась врассыпную. Я замешкался, скованный ужасом, меня сбили с ног. Рухнув на колени, я съежился, закрыл руками голову, и все равно охваченные паникой люди натыкались на меня. Кто-то, споткнувшись, налетел на меня с размаху, молотя локтями и коленями, потом, едва не сломав мне позвоночник, оперся на мою спину, чтобы удержать равновесие. Я вжался в землю. Свалка продолжалась. Встать бы на ноги, но куда там! Только попробуй – тут же опрокинут навзничь, затопчут, от лица живого места не останется. Но куда страшнее града ударов были отчаянные вопли фиджийца; я спрятал голову, зажимая уши, – только бы избавиться от этих звуков! Где-то неподалеку рухнула наземь палатка.

Шли томительные секунды, на меня больше никто не натыкался. Я поднял голову: площадка опустела. Парень был еще жив, но глаза уже то и дело закатывались, слабо подрагивала челюсть. Обе ноги раздроблены. На невидимого мучителя сочится кровь – каждая капля внезапно застывала в полете, на мгновение растекалась по скрытой от глаз, но вполне осязаемой поверхности и исчезала в маскировочном панцире. Задыхаясь, издавая нечленораздельные сдавленные проклятия, я пошарил по земле в поисках камеры. В горле застрял ком, в груди теснило; каждый вздох, каждое движение отзывались болью. Я нашел камеру, сотрясаясь дрожью, пристроил ее на плечо, поднялся на ноги и начал снимать.

Висящий в воздухе человек уставился на меня, не веря глазам.

– Помогите мне, – поймав мой взгляд, прошептал он.

Я беспомощно протянул к нему руку. Насекомое не обратило на меня ни малейшего внимания. Я знал: я вне опасности. Тварь хочет, чтобы мир это увидел. Но меня душили злоба и отчаяние, лицо и грудь ручьями заливал омерзительный холодный пот.

Робот поднял человека повыше, поверхность его подернулась интерференционной рябью. Повинуясь моему взгляду, объектив камеры пополз вверх, хоть я и знал, что в кадре – только искореженное тело и бесчувственные небеса.

– Где же ваше долбаное ополчение? – услышал я собственный крик, – Где ваше оружие? Где бомбы? Сделайте же что-нибудь!

Голова несчастного бессильно свесилась; я надеялся, что он без сознания. Невидимые клешни с треском переломили ему позвоночник и отбросили останки. Я услышал, как тело шмякнулось на натянутый над насосами тент и скользнуло на землю.

Казалось, все десять тысяч обитателей лагеря разом взвыли. Страшный крик эхом отдавался в мозгу. Закричал что-то бессвязное и я, но глаза неотрывно смотрели в точку, где должен был быть робот.

Вдруг пространство прямо передо мною издало громкий скребущий звук. Над закоулками вокруг площадки повисла леденящая тишина. Насекомое, играя со светом, явило нам контуры своего тела, очерченные то серым, как известняк, – на фоне неба, то голубым, как небеса, – на фоне скал. Между шестью конусообразными ногами свешивалось длинное сегментарное туловище, которое с обеих сторон заканчивалось беспрестанно движущимися, с любопытством принюхивающимися головами. Из щитков панциря то и дело появлялась и вновь скрывалась четверка гибких щупалец с острыми когтями.

Я стоял молча, чуть покачиваясь, и ждал: вот сейчас что-нибудь произойдет, кто-нибудь выскочит из закоулка с кучей пластиковых взрывных устройств за пазухой, как камикадзе, бросится в объятия к чудищу… Хотя ему и на десяток метров подойти не удастся – тут же отлетит обратно в толпу и вместо монстра спалит десяток своих.

Страшилище изогнулось, подняло пару конечностей, триумфально потрясая ими в воздухе, и побрело к проходу между палатками. Люди бросались к стенам, неистово раздирали ткань, пытаясь ускользнуть с его дороги.

Оно прошло по проходу и исчезло, направляясь на юг, к городу.

Притулившись прямо на земле, за отхожими местами – сил не было смотреть на павших духом обитателей лагеря, – я отослал в ЗРИнет материал о случившемся на моих глазах убийстве. Попытался было сочинить к нему какой-нибудь текст, но, видно, шок еще не прошел: сосредоточиться никак не получалось. Военные корреспонденты, твердил я себе, изо дня в день видят картины куда страшнее. Сколько же времени нужно, чтобы привыкнуть?

Я просмотрел международные трансляции. Все по-прежнему наперебой твердили о «соперничающих анархистах» – включая ЗРИнет, которая так и не показала ничего из присланного мною.

Я потратил минут пять, пытаясь унять расходившиеся нервы, потом позвонил Лидии. Добраться до нее лично удалось только через полчаса.

Вокруг слышались лишь многоголосые рыдания. А что будет после десятого нападения? После сотого? Закрыв глаза, я унесся мыслями в Кейптаун, в Сидней, в Манчестер. Куда угодно.

И вот Лидия ответила.

– Это я, – заговорил я, – Я снимаю все это – что с моими материалами?

Новости не ее епархия, но лишь от нее я мог получить прямой ответ.

– Твой «некролог» Вайолет Мосалы, – кипя от ярости, с каменным лицом ответила Лидия, – целиком и полностью высосан из пальца. И в нем ничего не говорится о культе, приверженцы которого убили Ясуко Нисиде – а теперь и Генри Буццо. Я видела показания, которые ты отослал охранной фирме: и о холере, и о рыболовном судне. Что за игру ты затеял?

Я судорожно перебирал в уме отговорки, силясь найти подходящую. «Если бы я этого не сделал, Мосала умерла бы» – не годилось. Я сказал:

– Все, что я сфабриковал, она говорила на самом деле. Не перед камерой. Спроси ее.

Лидия не шелохнулась.

– Тем не менее это неприемлемо, все равно это нарушение всех канонов. И мы не можем ни о чем ее спросить. Она в коме.

Не хочу я этого слышать! Если у Мосалы затронут мозг, значит, все зря.

– Я многого не мог тебе сказать. Не мог выдать антропокосмологов, опубликовав все, что знаю.

Пустые слова. Антропокосмологи уже тогда прекрасно знали, что я скажу властям, что – нет.

Лицо Лидии смягчилось – словно я зашел настолько далеко, что теперь заслуживал лишь жалости, но не упреков.

– Послушай, я надеюсь, что ты найдешь способ благополучно вернуться домой. Но материал твой не пойдет – ты нарушил условия контракта. И отдел новостей не интересует твое освещение политических проблем острова.

– Политических проблем? Да я в самом пекле войны, которую финансирует крупнейшая биотехнологическая компания планеты! Я единственный на острове журналист, которому, кажется, удалось нащупать ключевое звено всего происходящего. И я работаю только на ЗРИнет. Точка. Как же их это может не интересовать?

– Мы получаем материалы от других корреспондентов.

– Да? От кого же это? От Дженет Уолш?

– Не твое дело.

– Не верю! «Ин-Ген-Юити» убивает людей, а…

Лидия предостерегающе подняла руку.

– Я не желаю больше слушать твои… пропагандистские выпады. Договорились? Мне очень жаль, что на тебя свалилось столько неприятностей. Мне очень жаль, что анархисты убивают друг друга, – по-моему, она говорила с неподдельной грустью, – Но если ты принимаешь чью-либо сторону, если хочешь с помощью сфальсифицированных кадров взбаламутить людей, настраивая против бойкота и существующего законодательства, – это твои проблемы. Тут я ничем помочь не могу. Будь осторожен, Эндрю. До свидания.