Чайна Мьевиль - Вокзал потерянных снов

– Тварища эта спускается по лестнице, хлопает большущими, страшнющими крыльями и мотает башкой, и щелкает зубищами, и… и… У нее такие когтищи, и такой здоровенный вонючий язычище… Господин Лублуб как раз смотрелся в зеркало, а тут поворачивается, видит эту зверюгу и… обалдевает… Я смотрю… У меня что-то с головой… А когда очухался, вижу… тварь засунула язык… прямо в рот господину Лублубу, и буль-буль, звуки такие у меня в голове. И я… душа в пятки, ничего не мог сделать, честное слово, перепугался до смерти…

Чай-для-Двоих заплакал как двухлетний, по лицу потекли слезы и сопли.

Когда прибыл Лемюэль Пиджин, Чай-для-Двоих еще всхлипывал. Вирма не удалось успокоить ни лестью, ни обещанием подачек, но он наконец уснул, завернувшись в перепачканное соплями шерстяное одеяло, – ну в точности как зареванный человеческий младенец.

– Айзек, лучше не заблуждайся насчет моей доброты. Судя по записке, у тебя серьезные неприятности, а это значит, что моя помощь имеет цену. – Лемюэль испытующе посмотрел на Айзека.

– А, черт! Чтоб тебя! Ну ты и спекулянт! – взорвался Айзек. – Ни до чего другого дела нет, кроме как до наживы! Ладно, слово даю: ты свое получишь. Ну, успокоился? А теперь молчи и слушай… Из личинок, которых ты для меня достал, вылупилось черт-те что и напало на Луба. Мы эту сволочь должны остановить, пока она не взялась еще за кого-нибудь, и для этого необходимо узнать о ней побольше. Поэтому надо выяснить, и поскорей, где она пряталась в самом начале. Ну что, старина, ты мне посодействуешь?

Лемюэля этот бурный натиск нисколько не поколебал.

– Вот что, Айзек, меня ты упрекнуть ни в чем не можешь… – начал он, но взбешенный Айзек перебил:

– Дьяволов хвост! Никто тебя не упрекает! Не пори ерунды! Совсем напротив, я другое имею в виду. Ты слишком хороший бизнесмен, чтобы не вести дела как положено. Вот и поройся в своей бухгалтерии. Я же прекрасно знаю, без тебя в этом городе ни одна афера не обходится… И ты сможешь выяснить, кто обзаводился здоровенной толстой гусеницей с необыкновенной расцветкой. Было ведь такое?

– Да, кое-что смутно припоминаю.

– Вот и отлично, – чуть успокоился Айзек. Он провел ладонями по лицу и тяжело вздохнул. – Лемюэль, мне нужна твоя помощь. Я готов платить… но я еще и прошу тебя. Как друга.

Он открыл глаза и посмотрел на Лемюэля в упор:

– Может, эта проклятая тварюга уже где-то завалилась и околела. Такое ведь не исключено? Не исключено. Может, она живет как бабочка-поденка, один день, зато этот день – праздник. Может, завтра Луб очнется здоровый и счастливый. А может, и не очнется. Но уже сейчас я хочу кое-что узнать. Первое, – принялся он загибать толстые пальцы, – как можно спасти Лубламая. Второе: что это за тварь. Мы пока располагаем только одним словесным портретом, да и тот не слишком правдоподобен. – Он бросил косой взгляд на спящего в углу вирма. – И третье: как эту мразь поймать.

Лемюэль не прятал глаз, его лицо оставалось точно каменное. Он медленно, рисуясь, достал из кармана табакерку, нюхнул. У Айзека кисти сжались в кулаки и разжались.

– Я понял, Айзек. – Лемюэль опустил в карман украшенную драгоценными камнями коробочку и медленно кивнул. – Попробую что-нибудь сделать. Буду поддерживать с тобой связь. Но я не благотворительная организация. Я бизнесмен, а ты заказчик. Выставлю счет. Устраивает?

Айзек устало кивнул. В голосе Лемюэля не было злости, не было коварства или презрения. Он прагматик. Дружба дружбой, но если кто-то предложит Лемюэлю большие деньги за сокрытие информации о происхождении личинки, Пиджин с легкостью пойдет на такую сделку.

– Мэр! – довольная Элиза Стем-Фулькер вошла в палату Лемквиста.

Рудгуттер вопросительно посмотрел на нее. Она бросила на стол перед ним газету:

– Теперь у нас есть ниточка.

Чай-для-Двоих проснулся и вскоре ушел. На прощание Дэвид с Айзеком еще раз попробовали его успокоить, говорили, что виноватым не считают. К вечеру в складском здании на Плицевой дороге установился жутковато-унылый покой. Дэвид черпал ложечкой густое фруктовое пюре, запихивал в рот Лубламаю и массировал ему горло, чтобы прошла пища. Айзек не приседал ни на минуту, все ходил по комнате. Надеялся, что Лин вернется домой, найдет приколотую вчера к ее двери записку и отправится к нему. Если бы не его почерк, Лин могла бы это принять за дурную шутку. Чтобы Айзек приглашал ее в свой дом-лабораторию – такого еще не бывало. Но ему надо было увидеться с ней, ехать же Айзек не рискнул, вдруг в его отсутствие с Лубламаем случится какая-нибудь важная перемена или поступят новости, требующие мгновенных действий.

Распахнулась дверь. Айзек с Дэвидом резко обернулись. Это был Ягарек.

На секунду Айзек растерялся. До сих пор ни разу Ягарек не приходил, когда Дэвид (и, разумеется, Лубламай) были в лаборатории. Дэвид уставился на гаруду. Тот горбился, закутанный в грязное одеяло – плохую замену крыльям.

– Яг, старина, – смущенно заговорил Айзек, – входи, познакомься с Дэвидом. У нас тут беда, понимаешь.

Он устало поплелся к двери. Ягарек ждал на пороге, ничего не говоря, пока Айзек не подошел достаточно близко, чтобы расслышать шепот, похожий на клекот придушенной птицы.

– Я бы не пришел, Гримнебулин. Не хотел, чтобы меня видели…

Айзек быстро терял терпение. Он открыл было рот, но Ягарек не дал сказать.

– Я кое-что слышал. Я кое-что чувствовал… Над этим домом – покров беды. Ни ты, ни твои друзья за весь день не выходили отсюда.

Айзек нервно хохотнул:

– Так ты ждал! Весь день прождал снаружи, пока не убедился, что все чисто и твоей бесценной анонимности ничего не грозит? – Он напрягся, мобилизовал волю, чтобы успокоиться. – Вот что, Яг, у нас и правда большие неприятности, и нет у меня времени, да и желания… нянчиться с тобой. Предлагаю наш проект заморозить до лучшей поры…

Ягарек со свистом втянул воздух и заклекотал:

– Не смей! Не смей меня бросать!

– О черт! – Айзек протянул руку и втащил Ягарека в комнату. – Иди, посмотри. – Он направился к импровизированной койке, на которой прерывисто дышал, неподвижно глядел в потолок и истекал слизью Лубламай. Ягарека Айзек тянул за собой, тянул сильно, но не грубо. Гаруды жилисты и мускулисты, они сильнее, чем кажутся, но легки – у них полые кости и маловато мяса. Но вовсе не по этой причине Айзек сдерживал себя. Отношения между ним и Ягареком были осторожные, но вполне добрые. Айзек чувствовал: Ягареку и самому хочется узнать, что происходит в лаборатории, и он готов поступиться своим зароком не показываться на глаза незнакомцам.

Айзек кивнул на Лубламая. Дэвид холодно смотрел на гаруду, Ягарек его игнорировал.

– Помнишь, я тебе показывал гусеницу? – спросил Айзек. – Она превратилась в чудовище и вот как обошлась с моим другом. Видел что-нибудь подобное?