Грэй Грин - Кетополис: Киты и броненосцы

– Простите меня, – Перл уронила ладонь на его рукав. – Я сама не своя…

Он кивнул. Посидели молча, – от растущей неловкости сковывало спину. «Сейчас – вот только перестанет болеть нога, – Перл осторожно пошевелила ступней. Боли не было. – Поблагодарить, встать и уйти».

«Скандал на киностудии! – снова засипел автомат. – «Огни Кето» – самые свежие новости!» Перл вздрогнула.

– Купите газету, – попросила она.

Загремела монета, и механический газетчик выплюнул желтоватый лист. «Абордаж Левиафана. Звезду экрана таскает за волосы Лже-Аделида!» – кричал заголовок. Перл пробежала несколько строчек.

– Боже, какая пошлость! – вновь подступили слезы ярости. Перл склонилась над газетой, заставляя себя дочитать до конца. Косточки Перл Уизли, знаменитой комедийной актрисы и жертвы интриг, перемывали бы сейчас все журналисты Кетополиса – это куда как любопытней, чем никому не известная сумасшедшая. Перл откинулась на спинку скамьи. Безумные, невероятные догадки вдруг обернулись реальностью. Не предана – но забыта, начисто стерта из памяти… Перл взялась за виски, зажмурилась: снова звучал певучий шепот, но она еще не могла разобрать слов.

– Что с вами?

Перл покачала головой, приходя в себя, – «все в порядке, оставьте». Машинально перелистнула страницу – портрет Тушинского с рукой на перевязи. Уронила газету на скамью.

– Я должна идти, – сказала она.

– Нам по пути, – офицер поднялся и подставил руку.

Перл старалась идти как можно быстрее. Стоит поддаться слабости – и незнакомец отговорит ее. Перл вернется домой – но что дальше? Горбатая туша моста приближалась. Засосало под ложечкой – еще несколько шагов, и она останется одна; пути назад не будет. Решительно повернула к мосту – офицер продолжал идти рядом. Перл испытующе взглянула на него, но его лицо оставалось непроницаемым. Наконец Перл топнула ногой:

– Не смейте идти за мной!

Офицер улыбнулся, вновь взял ее под руку.

– Я вижу, вы в беде. Но не знаю, как вам помочь. Послушайте, – он горячо сжал ее ладонь, – я теперь человек пропащий. Нужно вам за реку – я вас провожу. Понадобится киту в глотку, – Перл вздрогнула, стянула на груди пелерину, – пожалуйста, мне терять нечего. Но скажите, что с вами случилось? Вдруг я придумаю лучший выход…

Перл замедлила шаги. Остановилась, облокотившись о парапет. Далеко внизу катились медленные волны реки, исчерченные золотыми зигзагами огней. «А вот прыгнуть», – отстраненно подумала она. Вода в Баллене была как сизая кровь чудовища, холодная и густая. Перл зябко повела плечами и заговорила, не глядя на офицера:

– Меня все забыли. Вы не понимаете, – жестом остановила она офицера, пытавшегося что-то сказать. – В самом деле забыли. Вот и вы… – она взглянула в озадаченное лицо офицера и грустно рассмеялась: – Нет, не трудитесь вспоминать, мы не знакомы. Однако же совсем недавно вы бы меня узнали… Эта статья, – она кивнула на газету, все еще зажатую в руке офицера, – обо мне. Сегодня пришла на киностудию и… святой Иона, эта фальшивка, эта бледная немощь – пытается играть Аделиду!

– Погодите! Как же, как же… – Он мучительно нахмурился и прищелкнул пальцами. Провел рукой по лбу. – Странно, я уверен, что знаю ваше имя… но не могу вспомнить.

– Зовите меня Аделидой, – ответила она, поколебавшись.

– Козмо.

Она вскинула на него глаза, и офицер смущенно улыбнулся:

– Это правда. Родители были большими поклонниками «Левиафана»… Вот видите, – весело продолжил он, – я просто обязан прийти вам на помощь.

Перл покачала головой.

– Поймите, я сама не уверена уже, что вся моя жизнь – не плод больного воображения… Но я должна убедиться. Есть один человек… он не мог забыть меня, не мог!

– И он живет за Балленой, в трущобах?

Перл кивнула.

– Однажды он пытался убить меня… – она машинально коснулась шрама и уставилась на реку невидящими глазами.

На кушетке разложено синее платье с матросским воротником. Беспощадный свет ламп отражается в зеркалах – видно самое крохотное пятнышко на лице. Объяснение в любви прервется нападением пиратов, подкупленных Скрюченной Рукой. Платье сшито на живую нитку – скоро его зальют потоки бутафорской крови, но Полина, как всегда, выйдет сухой из воды. Ей еще долго, долго мелькать на экране, попадать в переделки, спасаться, с лукавой и счастливой улыбкой опускать ресницы, покоряясь герою, чтобы в следующей серии вновь влипнуть в приключения.

Дверь в гримерную распахнулась.

– Нет-нет, я не одета!

Перл оглянулась и прижала руку ко рту: на пороге стоял Красс. Больные, несчастные глаза, черная поросль щетины, трещины на воспаленных губах. Пустой рукав завязан узлом и всунут в карман лоснящегося бушлата. Неуловимое движение – и в его руке появился кривой малайский крис. Перл истерически хихикнула: казалось, что Красс позаимствовал нож из реквизита.

Красс аккуратно прикрыл за собой дверь.

– Не подходи ко мне. Я буду кричать.

– Не будешь, – ухмыльнулся Красс. Подошел ближе, взял Перл за подбородок – лезвие нежно прильнуло к щеке.

– Думала избавиться от меня? – тихо спросил он.

Перл застыла, мучительно вытянув шею и прикрыв глаза. Одно движение – и нож вонзится в горло.

– Сейчас придет Гюнтер, – сказала она, еле шевеля губами. – Он тебе…

– Твой колобок? Да он и не пикнет, – Красс плюнул.

– Что тебе нужно?

– Ничего, детка.

Дыхание Красса становилось все тяжелее. Дернулся уголок рта – Перл увидела это сквозь туман слез, застилавших глаза, точно так же, как три года назад… «Посиди со зрителями, не ломайся», – и она сидела, вливала в себя вонючее пиво, борясь с тошнотой, слушала сальные шуточки. Волосатая лапа на коленке. Масляные глаза напротив. В конце концов она встала, чтобы уйти, но ее схватили за руку, потянули обратно, и она, не выдержав, разрыдалась.

Он подошел к столу незаметно – приземистый, жесткий и колючий, единственная рука как клешня. Оттолкнул Перл себе за спину: «Вы надоели девочке». – «Э, э!» – «Хочешь поспорить?» Он выставил перед собой нож и ощерился. «Это Однорукий Красс», – прошел шепоток. Однорукий равнодушно отвернулся, убрал нож. Чуть откинулся назад, откровенно рассматривая Перл. Уголок рта дернулся. Красс крепко взял Перл за локоть и повел наверх – хозяин кабака держал на втором этаже несколько свободных комнат. Перл не сопротивлялась.

Красс придвинулся ближе. «Ты моя, ясно?» И еще – «Тварь». Она молчала, текли слезы по горящим щекам, и кружилась голова. Свирепое лицо Красса – она могла рассмотреть каждый волосок на его дубленой коже. Он швырнул ее на пол, навалился. Краем глаза она видела, как плывут зеркала гримерки, медленно опадают костюмы в открытом шкафу и неспешно текут снизу вверх стены.