Станислав Лем - Хрустальный шар (сборник)

Грея трясло от волнения.

– Где Фаррагус? Где профессор? – Он вдруг обратился к офицеру: – Боже мой, он не мог говорить это всерьез.

– Профессор? Его хотели линчевать, когда он пришел утром в университет. Все из-за этого проклятого репортера, который обо всем раструбил.

– Я сам работал над этим вместе с профессором, – бормотал Грей, – это ведь страшно…

Толпа напирала на решетку. Кто-то возбужденно кричал:

– Эй, расступитесь!

В узком проходе показались три подозрительно выглядевших типа, которые несли большой телеграфный столб.

Инспектор бросился к воротам, хватаясь за рукоять пистолета.

– Не смейте бить по воротам! – рявкнул он. – Слышите? Гопкинс, – сказал он полицейскому, который пялился на толпу, опираясь на карабин, – беги к телефону, скажи, чтобы нам прислали пару констеблей, а может, и целый взвод!

Грей, так и не пришедший в себя, направился к зданию.

В кабинете профессора было тихо. Он постучал в дверь – ответа не последовало. Вошел в кабинет. Профессор сидел с опущенной головой в кресле и постукивал пальцами правой руки по столу. Стопки исписанных листков валялись в беспорядке. Он поднял на вошедшего близорукие опухшие глаза и моргнул.

– А, Грей? Вы не были вчера на совещании, да?

– Господин профессор, – начал Грей, – я не мог… Моя тетка…

– Ах, оставьте. А вы знаете, что Кунор назвал мою работу дешевым балаганом, мои данные – фальшивыми, а благородное собрание высмеяло меня?..

– Все великие изобретатели… – начал Грей.

– Да, знаю, знаю. Помирали от голода в нищете. Ну и что с того?

– Полемика, господин профессор, это глупость…

– Как это глупость? – подпрыгнул профессор. – Если Кунор оскорбляет меня, то это глупость?! Если называет мой препарат безвредным, это глупость?!

Профессор оперся о стол, побледнел и вдруг схватился за сердце.

Грей испугался.

– Где же нитроглицерин, Боже! – Он подал старцу стеклянную пробирку, побежал за водой и вернулся со склянкой.

Фаррагус беспомощно сидел в кресле, на желтых щеках у него выступили коричневые пятна.

– Сердце… сердце… – тихо шепнул он.

Махнул рукой, когда Грей хотел подать ему воду. Он пришел в себя, подошел к окну и посмотрел вдаль, где за завесой листьев раздавались глухие крики.

– Что за хамство! – проворчал он. – С ума можно сойти. Меня утром чуть не забили, когда я пришел. Я хотел сделать из генетона символ и гарантию мира, а какой-то Кунор, который дал науке, с вашего позволения, сами знаете, что он дал, осмеливается, лишь потому, что его жена – дочь ректора, говорить мне, мне! – Он ударил кулаком в грудь.

В эту минуту раздалось деликатное постукивание, и в кабинет проскользнул человек среднего возраста, глаза которого молниеносно обшарили все вокруг. Из заднего кармана потрепанных серых брюк он достал стенографический блокнот внушительного вида и, вооруженный им и авторучкой, приблизился к профессору, словно балерина, выполняющая свои pas de ballet [146].

Профессор заметил незваного гостя, лишь когда поднял на него глаза.

– Кто вы? Чего вы хотите?

– Раутон из «Ивнинг стар», – сказал пришелец, поклонившись еще раз. – Репортер по вопросам чрезвычайной важности, – добавил он, стараясь деликатно улыбаться. – Господин профессор, я позволил себе разместить вчера небольшую заметку…

– А, так это вы заварили эту чудовищную кашу, – взорвался Фаррагус, подскакивая в кресле. – И вы еще смеете ко мне обращаться?

– Выслушайте меня. Дело вот в чем: вы изволили сказать, что этот препарат… генетон… если его поместить в огонь или как-то иначе нагреть до температуры в восемьдесят градусов, вызовет, скажем, взрыв мира. Я позволил себе в связи с этим взять интервью у профессора Кунора… сегодня утром, у него дома… Я спросил его, что может произойти, если препарат господина профессора Фаррагуса окажется в огне.

– Ага? И что он сказал? – спросил Фаррагус, даже перегибаясь через стол, чтобы лучше слышать.

– Господин профессор Кунор, – репортер чуть ли не пропел ответ, впившись глазами в свой блокнот, словно это был молитвенник, – сказал мне, что результат будет таким же, как если бы в огонь бросили щепотку табака… В связи с этим я хотел бы спросить, как к этому относится уважаемый господин профессор.

Фаррагус весь посинел.

– Щепотку табака, щепотку табака… – Он нервно сжал руку в кулак. – Вы хотите знать мое отношение? – спросил он. Голос его хрипло дрожал. – Скажите своим читателям… да, скажите этим тупицам, этим медным лбам, этим хамам, что сегодня в восемь часов вечера, с последним ударом часов, я брошу мой препарат в огонь… и пусть тогда Господь сжалится над профессором Кунором… над всеми людьми… и над этими надутыми спесивцами, которые меня высмеяли… выставили… выгнали… да!

Секунду стояла мертвая тишина, затем профессор чудовищно скривился, схватил ключ и выбежал из кабинета. Проскрежетал замок замыкаемых снаружи дверей. Грей минуту стоял, словно мужское pendant [147]жены Лота, затем оглянулся.

– Го… го… господин профессор! – вдруг завопил он.

Репортер еще писал. Затем аккуратно закрыл авторучку, положил блокнот в карман, словно это было нечто драгоценное, и, даже не пробуя выбить дверь, ловко вскочил на парапет. От земли его отделяло четыре метра. Он свесил ноги вниз и, триумфально улыбаясь Грею, вскричал:

– Экстренный выпуск!

После чего исчез.

Грей заметался по комнате, издавая пискливые крики, потом схватил стул и попытался выбить им дверь. Это ему, конечно, не удалось, но шум привлек внимание инспектора. Поскольку профессор оставил ключ в замке, полицейский открыл замок и вошел, но тут же отскочил, потому что Грей замахивался на него кочергой.

– Что тут происходит? Что вы делаете? – строго спросил страж порядка, глядя на растрепанные волосы и бледное потное лицо ассистента, мечущегося среди разбросанных бумаг, заляпанных чернилами из перевернутой чернильницы.

– Этот репортер… профессор… Фаррагус… генетон, – бормотал Грей.

– Ну успокойтесь же. Где профессор?

– Боже мой, что же будет?

– Да говорите же наконец!

Грей упал в кресло.

– Репортер пришел от Кунора, рассердил профессора, потому что Кунор сказал, что генетон никогда не взорвется, что от него никакого толку… Профессор сказал, что в восемь часов вечера бросит генетон в огонь!

Инспектор протяжно свистнул и торопливо огляделся по сторонам:

– Где профессор?

– Убежал куда-то – может, домой.

– Где этот порошок?

– Он был в стеклянной пробирке.

– И где эта трубка?

– Была здесь, в ящике письменного стола.

Инспектор бросился к столу. Ящик был пуст.

Теперь закричал инспектор:

– Боже мой! Где этот репортер?

– Выскочил в окно.