Джек Макдевит - Полярис

Я объяснила, что была на конференции, которая мне очень понравилась, и что я собираю материал для книги об обществе и его вкладе в сохранение памяти о «Полярисе».

– Скажите, – поинтересовалась я, – доступны ли материалы последней конференции?

Он несколько смягчился:

– У вас уже есть публикации?

– Есть несколько. Последняя – о мадже.

– О да, – кивнул он.

– Называется «Меч веры».

– Я ее видел! – торжественно проговорил он.

– Ее хорошо приняли, – сообщила я. – Так есть ли у вас архив, на который я могла бы взглянуть?

– Мы всегда составляем архив для правления. – У него был дребезжащий высокий голос, словно он много кричал на детей. – Так проще спланировать мероприятие на следующий год. Вас интересуют данные только за этот год? У нас они есть с начала века.

– Пока только за этот.

– Хорошо. Я могу все устроить.

Он отхлебнул из чашки.

Несколько минут спустя я быстро просматривала видео с конференции, пропуская то, чего не видела во время посещения. Задержавшись на круглом столе про «чужой дух», я снова увидела себя, затем переместилась к обсуждению возможного похищения людей токсиконцами и, наконец, взглянула на человека, который побывал на борту «Поляриса» после его переименования в «Шейлу Клермо». Есть! Кирнан сидел через шесть рядов позади меня, почти прямо за мной. Но что-то я не припомню его в тот раз. Да, в моей памяти он был прочно связан с конференцией, но мы сталкивались при иных обстоятельствах.

Алекс попросил меня связаться с Табом Эверсоном – человеком, который превратил артефакты в прах и вывел их на околосолнечную орбиту.

– О чем мы хотим с ним поговорить?

– О «Полярисе», – ответил Алекс. – Думаю, он не станет возражать.

Он оказался прав. Искин Эверсона в Мортон-колледже соединил меня с его личной секретаршей, седоволосой деловой женщиной. Я представилась и объяснила цель своего звонка. Вежливо улыбнувшись, она попросила меня подождать и вернулась несколько секунд спустя.

– Господин Эверсон сейчас занят. Могу я сказать ему, чтобы он вам перезвонил?

– Конечно.

Алекс велел, чтобы во время сеанса связи с Эверсоном я не попадала в объектив камеры. Звонок раздался через час.

Таб Эверсон был президентом компании, торговавшей продовольствием, но, похоже, основное внимание он уделял Мортон-колледжу. Судя по базе данных, ему было тридцать три, но он выглядел лет на десять моложе. Свободный стиль одежды – белая рубашка, синие брюки, шейный платок в клеточку. На двери висела куртка-ветровка с вышитым на ней названием колледжа. Кабинет был заполнен школьными сувенирами – наградами, дипломами, фотографиями студентов, которые играли в шахматы, участвовали в семинарах, стояли за кафедрами. Эверсон был чуть выше среднего роста, с черными волосами и пронзительными черными глазами.

– Я много о вас слышал, господин Бенедикт, – сказал он, сидя в кресле у видового окна, за которым я разглядела вершину холма и несколько деревьев. – Очень приятно.

Алекс принял звонок в гостиной – обычная практика, когда он представлял корпорацию, – и поздоровался в ответ.

– Возможно, вы знаете, что я торгую антиквариатом, – сказал он.

Эверсон знал.

– Думаю, вы далеко не только торговец антиквариатом, гос подин Бенедикт. Вы известны всем как историк. – Конечно, он слегка преувеличивал, но Алекс вежливо принял похвалу, и Эверсон закинул ногу на ногу. – Чем могу помочь?

Во всем его облике чувствовалась не соответствующая возрасту зрелость. Он слегка наклонился вперед, давая понять, что заинтригован, но одновременно намекая, что времени у него мало и на долгую беседу рассчитывать не стоит: скажите то, что хотели, Бенедикт, и не отнимайте у меня время. Как мне показалось, он знал, что нам нужно. От этого становилось слегка не по себе.

– Меня поразило то, как вы распорядились артефактами с «Поляриса», – сказал Алекс.

– Спасибо, но это самое меньшее, что я мог сделать.

– Это вовсе не комплимент. Вам не приходило в голову, что даже в том состоянии, в котором они оказались после взрыва, предметы могли представлять ценность для историков или для следователей?

Эверсон дал понять, что не разделяет эту точку зрения:

– Не могу представить себе, на какое открытие мог бы рассчитывать историк. А для коллекционеров обломки никакого интереса не представляли – в таком они были состоянии. Вы не видели, что осталось от артефактов после взрыва?

– Нет, не видел.

– А если бы видели, господин Бенедикт, то вообще не стали бы задавать вопросов. Кстати, насколько я понимаю, вы были там в тот вечер.

– Да. Приятного мало.

– Не сомневаюсь. Надеюсь, вы не пострадали.

– Нет, нисколько. Спасибо.

– Ну и прекрасно. Настоящие безумцы. – Эверсон покачал головой. – Но ведь их в конце концов поймали? Или нет? – Он принял озадаченный вид. – Не понимаю, что творится с миром. – Он встал: «очень жаль, но пора возвращаться к работе». – Что-нибудь еще?

Алекс никуда не спешил.

– У вас явно есть опыт обращения с антиквариатом.

– Ну… пожалуй. В некотором смысле.

– Любой, кто занимается этим, быстро осознает ценность всего, что связывает нас с прошлым.

– Да.

– В таком случае не могли бы вы объяснить…

– Почему я превратил все в прах, прежде чем отправить на орбиту? Собственно, вы опять спрашиваете о том же самом, гос подин Бенедикт, и я отвечу вам точно так же: из уважения. Прошу прощения, но, думаю, этого достаточно. Других причин у меня не было.

– Понятно.

– А теперь можно задать вопрос вам?

– Всенепременно.

– Что вы на самом деле хотите узнать?

Взгляд Алекса стал жестче.

– Думаю, взрыв в разведке должен был уничтожить выставку, а не маджу.

– Этого просто не может быть…

– Несколько дней назад кто-то пытался убить меня и мою коллегу.

Эверсон кивнул:

– Сочувствую. Но зачем? Кому это нужно?

Кем бы ни был Эверсон, хорошего актера из него бы не вышло. Он что-то скрывал – как минимум тот факт, что о покушении на нашу жизнь ему уже было известно.

– Видимо, на выставке оказалось нечто такое, что представляет для кого-то опасность.

– Настолько, что он готов ради этого убивать?

– Вероятно.

На лице Эверсона отразился сперва шок, затем возмущение.

– И вы полагаете…

– Полагаю, вы знаете, кто это.

Он рассмеялся:

– Господин Бенедикт, мне очень жаль, что вы так считаете. Но я понятия не имею, о чем вы говорите. Никакого понятия. – Он откашлялся. – Я бы с радостью вам помог, но, увы, я ничего не в состоянии сделать. Если же вы действительно уверены, что я способен на такое, предлагаю обратиться к властям. А теперь прошу извинить: мне нужно работать.

– К чему все это было? – спросила я.

– Парень тут явно замешан, Чейз. Я хотел дать ему понять, что мы в курсе этого. Пусть знает: если с нами что-то случится, кое у кого появится куда больше вопросов.