Гарри Гаррисон - Пришельцы, дары приносящие (сборник)

Теперь есть убедительное объяснение, почему не включается двигатель. Джил вернул рукоятку подсоса в исходное положение.

– Все, хана зажиганию, – констатировал он после бесплодных усилий. – Сами не справимся. Надо идти на трассу, ловить машину. Я заодно воды для движка раздобуду. Хочешь со мной?

– Не хочу. Ступай и нигде не задерживайся. Мне все это не нравится.

Вот так запросто Пэмми обрекла себя на смерть.

Канистру Джил заберет с собой, и в машине, конечно же, не останется ни воды, ни каких-либо напитков. Выходить Пэмми не хотела, но муж вытащил ее наружу и заставил взглянуть на радиатор, а еще показал, как вывинтить сливную пробку. Сейчас Пэмми не хочется пить, она уверена, пробку вывинчивать не придется, но Джил изобразил заботу: теперь ты знаешь, как утолить жажду, и мне будет спокойнее. Помахав рукой на прощанье, он ушел, а жену оставил умирать. Скрывшись с ее глаз, первым делом стер следы колес, что вели к затерянной дороге. Потом выбрал местечко поудобней – ждать, когда Пэмми испустит дух.

Да, «защита от дурака» абсолютно надежна. У Джила есть вода, а у Пэмми нет, и взять ее неоткуда. В радиаторе вода с добавлением охлаждающей жидкости, а это смертельный яд, как утверждает статья в журнале для автомобилистов. Джил прождет трое суток – максимальный срок, который в таких условиях можно прожить без воды. И конечно же, за это время Пэмми обязательно напьется отравы. А у него два литра, этого должно хватить.

Джил следил за женой с ближайшего гребня. Укрыться от солнца было негде, поэтому кожа вскоре покраснела и даже покрылась волдырями. Но Джил не сетовал на боль – ожоги были необходимы. В конце второго дня он увидел, как жена подошла к капоту; в руке она держала нечто вроде чашки. Хороший знак. Смотреть, что произойдет дальше, не было никакого желания. Когда опустела канистра, Джил ее закопал и пошел к трассе. Даже при наличии карты найти дорогу было нелегко, и паника отпустила, только когда впереди показался асфальт. Карту он закопал на обочине и ступил на ветхое дорожное полотно.

Проведя трое суток в пустыне, Джил выглядел соответствующим образом: грязь, солнечные ожоги, предельная усталость. С нашедшим его патрулем дорожной полиции он объяснялся обморочным голосом. Один из полицейских сносно говорил по-английски, и как только Джил напился, он смог показать, в каком месте съехал с трассы. Еще до захода солнца они заметили в пустыне силуэт автомобиля.

– Не волнуйтесь, сеньор, ваша жена жива, – сказал полицейский. – Она в любой момент могла взять воду из радиатора.

– Нет! – прохрипел Джил. – Там охлаждайка, а не вода, мне ее в горах перед отъездом залили. Я ее предупредил: не пей, это яд.

Полицейский помрачнел:

– Если так, нам надо поспешить.

Дверца была открыта, и в салоне виднелось неподвижное обмякшее тело.

– Она мертва! – вскричал Джил; ужас и горе в голосе не имели ничего общего с его истинными чувствами.

Свобода! Наконец-то свобода!

– И вовсе я не мертва, – усаживаясь, пошевелила растрескавшимися губами Пэмми. – Это моего мужа только за смертью посылать. Где тебя носило столько времени?

– Но как же без воды-то?.. – пролепетал Джил. – Ты что, пила из радиатора?

– Еще чего! – фыркнула жена. – Только посмотрела на эту гадость, и меня чуть не вырвало. Грязная, вонючая, брр! Я тебя ждала-ждала, а потом достала из косметички все, что было жидкого, – туалетную воду и духи. Ну и пила по глоточку. Мне не привыкать, в пансионе для девушек мы часто этим баловались – и косеешь от спиртика, и пахнет изо рта хорошо.

Задавая Пэмми вопрос, полицейский смотрел на Джила:

– То есть вы утверждаете, сеньора, что муж предлагал вам пить воду из радиатора?

Джилу не нужно было дожидаться утвердительного кивка, чтобы понять: это конец. Жена обо всем расскажет, и полицейские, наверное, найдут и исправную катушку зажигания, и канистру. Даже если не найдут, кто-нибудь из них обязательно растолкует Пэмми суть случившегося. Может, Джил и отвертится от суда за попытку убийства, но о том, чтобы убедить в своей невиновности супругу, нельзя и мечтать. С этого дня его жизнь будет совершенно другой. И богачом он уже никогда не станет.

Стрелка указателя уровня бензина перешла за нулевую риску. Заметив это, Клег выругался. Надо остановиться и заполнить бак.

Потребовалось немалое волевое усилие, чтобы отпустить до отказа вдавленную педаль акселератора и нажать на тормоз. Каждая миля, каждая минута все дальше уносила Клега от опасности, прибавляла ему шансов. Но двигателю нужно топливо, и тут ничего не поделаешь.

Дорога, протянувшись от горизонта до горизонта, была совершенно пуста, лишь колебался и мерцал над ней до крайности разогретый за день воздух. Остановиться можно в любом месте – тут все одинаково: монотонная пустыня с мескитами и кактусами. Ну, раз остановка необходима, надо сделать ее максимально короткой.

Визжа тормозами, кроша щебень и с грохотом швыряя его на брызговики, автомобиль съехал на обочину, резко стал, дернулся напоследок вперед и окутался тучей пыли. Непрестанный рев движка сменился глухой тишиной.

Водитель оглянулся на заднее сиденье, где в холщовой переносной кроватке спал младенец. Если повезет, он не проснется до конца заправки. На пухлом личике остались дорожки от слез, ну и плевать, – слава богу, проревевший три часа ребенок наконец замолк и уснул.

Клег открыл багажник, достал пятигаллонную жестяную канистру и свинтил крышку с горловины бака. В воронке забулькало, зловонные бензиновые пары смешались с раскаленным воздухом. Бак принял в себя содержимое трех канистр; уложив в багажник пустые емкости, Клег взялся за четвертую, с водой.

И все это время в нем не унималось желание ехать, оно тугим болезненным комом сидело в животе. Но Клег заставлял себя работать осторожно и тщательно. Слишком много труда он потратил, чтобы сейчас, на последнем этапе, провалить дело.

Техасская жара наполовину осушила радиатор, пришлось доливать воду. Она с журчанием брызгала из канистры и струилась по железу мимо отверстия. Пытаясь пошире открыть крышку, Клег не удержал емкость, и та полетела наземь.

В последний момент тонкая смуглая рука поймала ее за горлышко.

Клег вздрогнул от неожиданности и едва не сунул руку в брючной карман. Медленно повернувшись, он увидел стоящего рядом на пыльной обочине невысокого мексиканца.

Белые штаны, выцветшая синяя блуза. Сандалии-гуарачи – верх из сыромятной кожи, подошвы из автопокрышки – надеты на босу ногу. Шляпу парень снял и прижал к груди. И он улыбался – широкая ухмылка разрезала лицо, собрала кожу гармошкой на высоких индейских скулах. А глаза узкие-узкие.