Вероника Рот - Мятежная

Сделай ради меня , умоляют темные глаза Тобиаса.

А если я не пойду к эрудитам, то кто? Тобиас? Он на такое способен.

– О’кей, – говорю, чувствуя укол в груди оттого, что солгала.

– Обещай, – хмурится он.

Боль в груди растет и распространяется по всему телу. А вместе с ним – чувство вины, ужас, желание.

– Обещаю.

Когда он начинает засыпать, то продолжает яростно сжимать меня в объятиях. Тюрьма, которая должна сохранить мою жизнь. Я жду. Мне не дает уснуть мысль о телах, ударяющихся об асфальт. Наконец, хватка слабеет, дыхание становится ровным.

Я не допущу, чтобы Тобиас пошел к эрудитам, когда это случится в следующий раз. Когда погибнет кто-то еще. Не допущу.

Я выскальзываю из его рук. Накидываю одну из его футболок, чтобы унести с собой запах Тобиаса. Влезаю в туфли. Ни оружие, ни рюкзак мне не понадобятся.

Останавливаюсь в дверях, глядя на него, сильного и умиротворенного, наполовину прикрытого покрывалом.

– Я люблю тебя, – с трудом и тихо говорю. Выхожу, дверь сама закрывается за мной.

Пора все привести в порядок.

Я направляюсь в спальню, где когда-то жили неофиты, выросшие в Лихачестве. Комната в точности копирует ту, в которой я была во время инициации. Длинная, узкая, с двухъярусными койками по обе стороны и классной доской на стене. При свете синего ночника в углу вижу, что никто так и не стер позиции, занятые неофитами. Наверху – имя Юрайи.

Кристина спит на нижней койке, наверху – Линн. Я не хочу никого пугать, но с Кристиной надо поговорить. Прикрываю ей рот рукой. Она, дернувшись, сразу просыпается, ее глаза расширяются, но потом она видит меня. Я прижимаю палец к губам и машу ей рукой, зовя за собой.

Наконец, выхожу, сворачиваю за угол. Коридор освещен аварийной лампой, заляпанной разноцветной пейнтбольной краской. Но Кристина выскакивает за мной, босиком, поджимая пальцы от холода.

– Что такое? – спрашивает она. – Ты куда?

– Да, я…

Приходится лгать, иначе она попытается остановить меня.

– Пойду повидаться с братом. Он с альтруистами, помнишь?

Она прищуривается.

– Извини, что разбудила, – говорю я. – Но у меня к тебе просьба. Очень важная.

– О’кей. Трис, ты ведешь себя совсем странно. Ты уверена, что ты не…

– Нет, точно. Послушай. Время, выбранное для симуляции, когда напали на альтруистов, было выбрано не случайно. Это произошло именно в тот момент, когда альтруисты собирались что-то сделать. Точно не знаю что, но это связано с какой-то важной информацией, и теперь эти данные у Джанин …

– Что?

Она хмурится.

– Ты не в курсе, что они собирались сделать? И какая это информация?

– Нет.

Должно быть, я выгляжу безумной.

– Я не смогла узнать. Маркус Итон – единственный человек, который имеет об этом представление, а он не стал мне ничего говорить. Я просто… в общем, это было причиной для нападения. Причиной . И нам надо понять, что это за информация.

Кристина уже кивает.

– Причина, по которой Джанин вынудила нас убивать невинных, – с горечью произносит она. – Да уж. Мы должны ее знать.

Я едва не забыла. Она-то оказалась под воздействием симуляции. Сколько альтруистов она убила, находясь без сознания? Как она чувствовала себя, очнувшись ото сна убийцей невинных? Я никогда не спрашивала ее и не буду.

– Мне понадобится твоя помощь, весьма скоро. Мне нужен человек, который убедит Маркуса сотрудничать, и, думаю, у тебя получится.

Она наклоняет голову и пару секунд смотрит на меня.

– Трис. Только не делай глупостей.

Я с трудом улыбаюсь.

– Почему только мне это все подряд говорят?

– Я не шучу, – отвечает она, хватая меня за руку.

– Я просто навещу Калеба. Вернусь через пару дней, и мы сможем разработать стратегию. Просто подумала, будет лучше, если все это будет знать кто-то еще, кроме меня. На всякий случай. Хорошо?

Она держит меня за руку еще пару секунд и отпускает.

– О’кей.

Я иду к выходу. Сдерживаюсь изо всех сил, пока не оказываюсь снаружи. И даю волю слезам.

Последний мой разговор с Кристиной опять наполнен ложью.

На улице я накидываю капюшон футболки, взятой у Тобиаса. Смотрю вверх и вниз, ища какие-нибудь признаки жизни. Никого нет.

Легкие щекочет холодный воздух. Изо рта идет пар. Скоро наступит зима. Интересно, останется такой же эта ничейная ситуация между эрудитами и лихачами? В ожидании, кто кого уничтожит? Я рада, что не увижу этого.

До того как я выбрала Лихачество, меня не посещали такие мысли. Я была уверена в своей долгой и спокойной жизни. Сейчас нет уверенности ни в чем, только в том, куда я иду, но зато по своей воле.

Я прячусь в тени домов, стараясь не топать и не привлекать внимания. В этом районе нет фонарей, но луна достаточно яркая и хорошо освещает дорогу.

Миную железнодорожные пути на эстакаде. Они дрожат. Приближается поезд. Если я хочу исчезнуть прежде, чем кто-то меня заметит, надо поторопиться. Я делаю резкий шаг в сторону и перепрыгиваю через упавший фонарный столб.

Тело, тем временем, разогревается от нагрузки. Ходьба, прыжки через препятствия, постоянные взгляды назад. Я вхожу в ритм, средний между шагом и бегом.

Вскоре оказываюсь в той части города, которую могу узнать. Улицы чисто выметены, дыр в асфальте немного. Вдали вижу сияние домов Эрудиции. Они с легкостью нарушают закон об экономии энергии. Не знаю, что я буду делать, когда доберусь. Потребую встречи с Джанин? Или просто буду стоять и ждать?

Провожу кончиками пальцев по окну дома позади меня. Уже недолго осталось. Чем ближе, тем сильнее дрожь. И дышать тоже трудно. Я уже не пытаюсь успокаиваться, и судорожно, со свистом, вдыхаю и выдыхаю. Что они со мной сделают, когда я приду туда? Какие у них планы на мой счет до того момента, как я стану ненужной и они меня убьют? Я не сомневаюсь, что со временем меня прикончат. Сосредотачиваюсь на движении вперед, на том, чтобы переставлять ноги, которые уже отказываются нести тело.

И вот я – рядом с домами Эрудиции.

Внутри штаб-квартиры за столами сидит множество людей в синей одежде, стуча по клавиатурам компьютеров, склонившись над книгами, передавая туда-сюда стопки бумаг. Среди них есть и достойные люди, которые не знают, что сотворила их фракция, но если здание рухнет прямо сейчас, у меня на глазах, я не испытаю сожаления.

Последний момент, когда я могу вернуться. Холодный воздух щиплет щеки и руки. Я стою. Могу повернуть назад прямо сейчас. Укрыться у лихачей. Надеяться и молиться, что никто больше не умрет из-за моего эгоизма.

Но нет. Чувство вины, груз жизней Уилла, моих родителей, а теперь и Марлен, сломает меня. Я просто дышать не смогу.

Я медленно дохожу до здания и толкаю двери.