Maurizio Dagradi - Критерий Лейбница

Сначала МакКинток не был очень огорчен. Он не проводил много времени дома, а когда и был дома, то не был особо расположен к семейному общению. Рабочий стресс переполнял его в то время, и путающаяся под ногами жена его раздражала. Он предпочитал остаться наедине с собой, в саду или библиотеке.

Через неделю после отъезда жены МакКинток, вернувшись домой, обнаружил там домработницу, которая выставила у двери чемоданы. На его вопрос, она смутилась и сообщила, что жена распорядилась о том, чтобы отправить личные вещи на новый адрес. Будто очнувшись от сна, он огляделся вокруг себя, инстинктивно ища свою жену, и только в тот момент до конца осмыслил ситуацию.

Он закрылся в себе, переполненный чувством вины, но в то же время неспособный переступить через барьер, который он выстраивал в течение многих лет стерильной супружеской жизни.

Так он начал жить жизнью одинокого мужчины. Всего лишь немногим более одинокого, чем раньше. До тех пор, пока не встретил Синтию.

Примерно год назад он принял решение использовать неделю отпуска для участия в конференции в Бирмингеме. Он снял номер в отеле, поскольку длиться встреча должна была три дня.

Однажды вечером он расположился в баре после целого дня, проведенного за слушанием корифеев греческой мифологии, которые с душой разглагольствовали о различных возможных интерпретациях надписей, вырезанных на крышке урны, выкопанной недавно в Коринфе.

Это было его хлебом, материей, в которой она разбирался, и которая была его специализацией. Он годами преподавал этот предмет, курируя многие важные научно-исследовательские программы и предоставляя свои услуги основным мировым институтам, ответственным за сохранение классической культуры.

Всем этим он занимался до тех пор, пока должность ректора не перенесла его в новое измерение, очень управленческое, но малокультурное, хотя и с приятными полномочиями. С тех пор он довольствовался лишь тем, что наблюдал за исследованиями других, консультировал новые публикации по теме и, когда мог, принимал участие в семинарах.

В тот вечер ему не спалось, и он сидел за барной стойкой отеля и задумчиво потягивал виски с содовой. Он был последним оставшимся клиентом, хотя время было не таким уж и поздним. Бармен уже в третий раз вытирал хрустальные бокалы. Свет был мягким, а оттенки древесины ценных пород, из которых была сделана мебель, заставляли почувствовать себя как дома.

Он собирался сделать еще один глоток виски, когда неожиданное и манящие благоухание очень женственного аромата застало его врасплох, побудив на мгновение повернуть голову в сторону. Он застыл, словно окаменев, и аромат накрыл его полностью. Слева появилась женщина, хорошо одетая, элегантная и уверенная в себе, которая, стоя немного в стороне от барной стойки, произнесла, обращаясь к бармену:

– Шерри, пожалуйста.

Голос контральто был приятным, отлично поставленным, как у человека, привыкшего выступать перед образованной и внимательной публикой.

МакКинток украдкой поглядывал на нее, стараясь остаться незамеченным. Женщина же его полностью игнорировала. Она была среднего роста, со светлой кожей, темно-рыжими волосами, собранными заколкой мраморного цвета, с очень женственными пропорциями тела.

На ней был надет изысканный шотландский костюм, облегающая юбка до колен, темно-коричневые лакированные туфли на тонком высоком каблуке и черные колготки. Поверх белой блузки с умеренно глубоким вырезом был наброшен жакет. На воротнике была приколота изящная золотая брошка в форме буквы «C». На шее она носила массивное золотое колье, а бриллиантовые серьги украшали мочки ушей ярким блеском.

Лицо было нежным, с тонкими, но хорошо очерченными линиями. Глаза были светло-зелеными, а нос имел правильные пропорции и легкую горбинку. Не слишком узкие губы гармонировали со слегка выступающим подбородком. Макияж был легким, в пастельных тонах. Всего несколько очень тонких морщинок на лбу и на щеках женщины говорили о том, что она приблизилась к пятидесятилетнему рубежу.

Бармен приготовил шерри и бесшумно поставил бокал на барную стойку, а потом исчез в подсобном помещении за витриной бара, чтобы завершить, очевидно, какие-то дела.

Женщина протянула правую руку с тонкими пальцами и аккуратно постриженными ногтями, покрытыми перламутровым лаком, и осторожно взяла фужер. Пока она его поднимала, МакКинток не смог сдержаться, околдованный этим ароматом и этим лицом, и тоже поднял свой бокал, произнеся ровным голосом:

– За здоровье!

Женщина слегка повернула голову в его сторону, немного наклонившись вперед. Кивнув с легкой улыбкой на губах, она произнесла равнодушно:

– За здоровье!

Потом она вновь устремила взгляд перед собой и сделала небольшой глоток своего ликера, в то время как МакКинток жадно проглотил все, что оставалось в его бокале.

Он сидел с пустым бокалом в руках, только сейчас осознав, что разом выпил три четвертых его содержимого. Виски наполнили его приятным теплом, а аромат женщины опьянил, пробудив ощущения, которые он не испытывал уже очень давно. В метре от него сидела представительница прекрасного пола, невероятно привлекательная, почти совершенная, которая могла бы стать его идеальной женщиной, хотя он никогда не имел никакого прототипа на этот счет.

Не отдавая себе отчет в том, что делает, он поставил стакан, слез с табурета и сделал шаг в сторону женщины, улыбаясь и дружелюбно протягивая ей руку.

– Позволите? – спокойно произнес он. – Лохлэн МакКинток.

Она поставила фужер, повернулась к нему и вежливо пожала руку.

– Синтия Фарнэм, приятно познакомиться.

– Синтия… – изумился МакКинток. Потом продолжил тихим и спокойным голосом: – Это одно из имен богини Артемиды, дочери Зевса и Леты, сестры-близнеца Аполлона. Она родилась на острове Дилус, на вершине горы Кинтос, от названия которой происходит имя Синтия. Богиня Луны, она была необычайно красива, одной из самых прекрасных богинь Древней Греции. И… – нерешительно замолчал он.

Пока он говорил, Синтия начала довольно улыбаться.

– И…? – переспросила она, слегка наклонив голову влево.

Теперь МакКинток больше не мог сдерживаться. Жребий был брошен.

– …и надеюсь, что меня не постигнет участь Актеона. Он был фиванским принцем, который, отправившись на охоту, увидел вдалеке Артемиду, пока она купалась обнаженной. Он спрятался и продолжил наблюдать за ней, и, будучи пленен ею, не заметил, как наступил на ветку. Хруст ветки позволил Артемиде обнаружить его. Она была очень разгневана пристальным взглядом Актеона и окатила его волшебной водой, превратив в оленя. Собаки кинулись на добычу и растерзали его, – он сделал печальную паузу, а потом повторил: – Надеюсь, что меня не постигнет участь Актеона…