Фредрик Олссон - Конец цепи

Они не могли слышать ее.

Она стояла абсолютно неподвижно.

Прислушивалась к ударам собственного сердца.

Потом, внезапно, один из них заговорил.

Голос раздавался совсем близко, и казалось, он обращается прямо к ней. Она уже собиралась сделать вдох, но в последний момент спохватилась и прижалась к стене. Взяла себя в руки и заставила слушать, о чем они говорят, а также попыталась понять смысл.

Отдельные слова казались знакомыми. Безопасность?

Черт. Ее французский никуда не годился. Она два семестра проучилась в университете, но откровенно била баклуши. И преподавательница сказала, что в один прекрасный день она пожалеет, и сейчас, стоя в каменном коридоре, Жанин пришлось признать ее правоту.

Ага. Опять. Securité . Интересно, они говорят о ней?

Она закрыла глаза, попыталась оценить ситуацию. Худшее, что могло случиться, так это если кто-то обнаружил пропажу маленькой пластиковой шайбы, находившейся у нее в кармане. Это была единственная для нее лазейка, единственный путь наружу. Она сильнее зажала ее в руке, словно это могло что-то изменить.

Они не нашли ее.

Никто не знал, где она находится. Реши они убить ее, ничто не помешало бы им, никто ничего не узнал бы. Возможно, они уже давно перестали ее искать.

Она отмахнулась от этой мысли.

Он никогда не прекратит.

А вдруг…

Она попыталась убедить себя в собственной правоте. Это было просто потрясающее полугодие, и она больше не знала, на чьей стороне работает и почему. Правильно ли это с моральной точки зрения, абсолютно неправильно или истина где-то посередине.

Жанин знала только, что ей требовалось все рассказать.

И что это ее единственный шанс.

И что бы ни случилось, они не должны были услышать ее сейчас.

Мужчины стояли и разговаривали целую вечность, продолжавшуюся ровно четыре минуты, а потом один из них, шикнув, перебил другого.

Возникшая тишина резанула ей по ушам, и страх закрался в каждую клеточку тела. Неужели они услышали ее? Неужели она расслабилась и задышала слишком громко? Знали ли они, что она стоит там?

Жанин опять задержала дыхание. Начала считать.

Один. Два. Три.

Ей уже не хватало кислорода, но она не сдавалась.

Четыре, пять.

А потом она услышала этот звук.

Приближался вертолет.

Шум его винтов пока не отличался особой силой, но дал ей возможность наполнить легкие воздухом, и одновременно с тем, как она сделала это, один из мужчин заговорил снова. Тихо, прямо в пустоту. Коротко, как бы что-то подтверждая. Кто-то вызвал его по рации, и первую скрипку в их диалоге играл именно он.

Okay. D'accord. Bien .

А потом ад закончился для нее. Мужчины снялись с места и удалились по коридору, и скоро даже эхо их шагов растворилось в тишине.

Они ушли. И даже не приблизились к арке, где стояла она.

– О'кей, – сказала она себе. – Сейчас.

Потом оттолкнулась от стены за спиной, пулей выскочила в коридор и заставила свои босые ноги нести ее как можно быстрее. Каждый шаг отдавался болью в ступнях, как только она ставила их на неровный каменный пол, но сейчас она находилась в пути снова, и для успеха дела ей требовалось поторопиться. Поэтому она старалась не обращать внимания на физические неудобства и бежала дальше в том же направлении, что и раньше, до того как услышала мужчин на лестнице. Миновала лестничную площадку. Потом воспользовалась коридором, идущим направо. Новая лестничная площадка. Новый коридор и другая лестница. Тяжелые деревянные двери отделяли их друг от друга, но каждый раз, когда они преграждали ей путь, она доставала из кармана маленькую пластиковую шайбу, прижимала ее к коробочке рядом с дверной ручкой, и замок послушно открывался с тихим щелчком, пропуская ее дальше. И каждый раз она прислушивалась к тишине и убеждалась, что одна, прежде чем устремлялась вперед.

Вниз, вниз, два этажа. Здесь уже было сыро. Вероятно, она находилась под землей. Никаких окон, даже слуховых, ничего указывавшего на то, что снаружи вообще есть какой-то другой мир. Ощущение пребывания в тюрьме только усилилось.

Она всего лишь в третий раз оказалась в подвале, но знала дорогу почти наизусть. И гордилась своей зрительной памятью. Стоило ей увидеть что-то, и это навечно оставалось у нее в голове. И она предугадывала каждый угол, каждую дверь и каждую лестницу задолго до того, как они появлялись перед ней. Она двигалась вперед по коридорам под аккомпанемент тихих звуков контакта мягкого и твердого с каждым шагом, который делала. Не сбавляя темпа, пока не оказалась на месте.

Раздвинув тяжелые занавески, Вильям сразу понял, что ошибся в своих предположениях.

Комната, где он очнулся, была выдержана в классическом стиле и явно построена на века много лет назад. Пол состоял из больших каменных плит, истертых ногами множества поколений, гулявших по нему за все столетия, прошедшие с тех пор, как их уложили. Некоторые из них уже успели потрескаться от длительной эксплуатации и перепадка температуры. Точно так же, как и каменные стены с красивыми обоями, слегка пожелтевшими от времени и сырости, но вызывающими восхищение богатством деталей. От пола их отделяли декоративные панели метровой высоты, а от потолка широкие бордюры, окрашенные той же темно-серой краской, как и все другие деревянные детали вокруг.

Если бы не события последних суток, он мог бы подумать, что на выходные снял апартаменты в каком-то памятнике старины.

Он просунулся в массивной деревянной кровати с ковриком на стене у ее изголовья и искусно выполненным балдахином из тончайшей ткани. Рядом с ним на специальной откидной и наверняка старинной подставке стоял поднос с его завтраком, состоявшим из безупречного набора сыров, мармеладов и хлеба в окружении фруктов, названий которых он даже не знал, но все равно явно существовавших, несмотря на его невежество. И все это резко отличалось от содержания лекций и тренировок, в свое время готовивших Вильяма к тому, что в один прекрасный день его выкрадет какая-то иностранная держава и ему придется выживать в заключении. Ни одна из них уж точно не касалась опасности вкушать изысканные яства в старинном замке.

Они выглядели очень аппетитно, однако, поднявшись с кровати, Вильям миновал их, даже не прикоснувшись, пусть желудок и сигнализировал, что самое время утолить голод. Взамен он направился прямой дорогой к плотным шторам, сквозь щели по краю которых в комнату пробивалось утреннее солнце.

Он раздвинул их и замер. А потом какое-то время молча стоял и смотрел наружу. Отчасти от удивления. Он был уверен, что находится в России, и поэтому ему потребовалось время для осмысления увиденного. Но также по той причине, что пейзаж по другую сторону высокого, разделенного перемычками на множество квадратов окна оказался слишком невероятным, чтобы вызвать более спокойную реакцию.