Артур Дойл - Белый отряд

– К сожалению, – отвечал лесник, – не могу принять этого предложения: у меня в Эмери-Даун молодая жена и ребенок. На кого я их оставлю?

Эльвард презрительно посмотрел на лесника и обратился к Аллену.

– Ну, а ты, юноша, не желаешь ли отведать настоящей жизни – жизни воина?

– О, нет, – ответил Аллен, – я человек миролюбивый, к тому же мне предстоит другая работа.

– Проклятие! – вскричал Эльвард. – Во всей доброй Англии не осталось больше настоящих мужчин, лишь бабы, переодетые в штаны. Чтобы вас всех черти забрали!

– Эй, лучник! Попридержи-ка язык! – заревел Джон Гордль. – Меня достало твое хвастовство, и я с удовольствием положу тебя на лопатки.

– Mon Dieu! – оживился Эльвард. – Наконец-то нашелся хоть один мужчина! Клянусь дьяволом и его супругой, твоя смелость мне по сердцу! Вот уже семь лет никто не осмеливался говорить со мной подобным образом. Если тебе удастся свалить меня, mon garçon [27] Мой мальчик ( франц .). , то я буду еще больше тебя уважать.

– Довольно болтовни и лжи! – заревел Джон, быстро сбрасывая куртку. – Я докажу тебе, что остались еще в Англии настоящие мужчины, получше тех, кто удрал во Францию грабить!

– Pasques Dieu! [28] Бог мой! ( франц .) – вскричал Эльвард, снимая свой кафтан. – О, мой рыжеволосый друг, я вижу, что твоему сложению мог бы позавидовать любой. Вряд ли найдется во всем отряде смельчак, который пожелал бы с тобой сразиться. Однако ты вел размеренную жизнь последнее время, так что мои мускулы покрепче. Условимся же о закладе.

– У меня ничего нет. Если ты сам не раздумал, то выходи без всяких закладов.

– Браво, браво, mon garçon! Раз тебе нечего закладывать, то я готов бороться на следующих условиях: если тебе удастся свалить меня, то я даю тебе эту французскую пуховую перину, которая достойна короля; если же я тебя одолею, то ты дашь слово, что пойдешь со мной и будешь служить Белому отряду до тех пор, пока его не распустят.

Присутствующие восторженно одобрили его решение. Два противника вышли на середину комнаты и опытным взглядом начали окидывать друг друга, следя за каждым движением.

– Ну, что же, mon enfant [29] Сын мой ( франц .) , как ты желаешь, – подтрунивал лучник, – шиворот и локоть, или вплотную, или как получится?

– Иди ко всем чертям! – гремел Джон, размахивая огромными кулачищами. – Я тебя и без этих фокусов обработаю!

Мускулы его напряглись и высоко вздулись, подобно корням могучего дуба. Джон Гордль был значительно больше Эльварда, зато последний был чрезвычайно легок и проворен, что при его атлетической фигуре, бесспорно, давало ему право считаться одним из лучших борцов Англии. И не было в тот вечер более достойных соперников, чем эти двое.

Эльвард лишь выжидал удобного момента.

Громадный Джон скалой стоял на месте, ожидая действий противника, который переминался с ноги на ногу, как бы прицеливаясь к сопернику. Вдруг он налетел на Джона, с быстротой молнии обвив его ногами, но Джон оторвал его от себя с легкостью, будто крысу, и, швырнул в противоположный угол с такой силой, что Эльвард ударился головой в стену, но не упал.

– Ma foi! [30] Клянусь честью! ( франц .) – воскликнул лучник. – Вы были близки к перине. Толкни вы меня чуть сильнее – и в гостинице появилось бы новое окно.

Проговорив это, он с еще большей осмотрительностью начал приближаться к противнику, потом, сделав один ложный выпад, внезапно прыгнул на Джона, причем ноги его обвились вокруг талии противника, а руками он ухватился за его бычью шею в надежде мощным толчком свалить на пол. Но Джон и в этот раз легко оторвал от себя лучника и с криком ярости попытался бросить его на пол с такой неимоверной силой, что кости Эльварда должны были бы разлететься вдребезги, если бы он, до тонкости изучивший все приемы борьбы, не ухватился с необычайным проворством за огромные плечи противника, а затем быстро отскочил от него..

Разозлившись, могучий Джон яростно устремился на противника, готовясь нанести ему окончательный удар, но, по неосторожности, слишком близко подошел к нему и дал возможность последнему воспользоваться этим преимуществом. Эльвард пригнулся к земле, в то время когда Джон собирался схватить его своими ручищами, и, обхватив противника, быстро перебросил его через голову. Очевидно, это было бы последнее путешествие громадного Джона, если б он, описывая в воздухе дугу и летя вниз головой, не угодил прямо в живот несчастного маляра, мирно храпевшего в своем углу. Тот, кряхтя, приподнялся на матраце, потирая с отчаянием свой живот и бормоча какие-то проклятия в адрес Джона, который, быстро оправившись, уже стоял посреди комнаты, тщетно уговаривая лучника еще раз померяться силой.

– Ради всех святых, еще одну схватку! – кричал Джон. – Это была хитрость!

– Ну нет, дружище, довольно, – возразил лучник, – я скорее готов биться с наваррским медведем, чем с тобой. Но, клянусь моим мечом, я приобрел себе хорошего друга и хорошего воина. Да здравствует Белый отряд и новый стрелок Джон Гордль! – При этом лучник протянул свою кружку рыжеволосому детине.

– О, проклятие! – вопил Джон. – Какая досада, что мне не досталась эта перина. Хотя она прошла мимо меня благодаря твоей хитрости, лучник, я сдержу свое слово и отныне принадлежу Белому отряду и душой, и телом. За твое здоровье!

– Но, святая Владычица, что сталось с этим несчастным? – прервал его Эльвард.

В это время маляр, придя немного в себя и окидывая пустым взглядом комнату, встал и, шатаясь, направился к двери, бормоча осипшим голосом:

– Берегитесь эля, добрые люди, он до добра не доведет!

Затем он, погрозив кому-то пальцем, вышел из трактира, сопровождаемый взрывом хохота подвыпивших кутил. Понемногу гости стали расходиться по домам, часть улеглась на полу на импровизированных кроватях, приготовленных заботливой хозяйкой и ее прислужницей. Аллен после стольких впечатлений, полученных за один день, лег спать и вмиг крепко заснул, изредка тревожимый различными видениями. В его голове, как в калейдоскопе, мелькали лица странных людей, встреченных в «Веселом кречете».

Едва на востоке занялась заря и первые лучи света проникли в маленькие закоптелые окна, жизнь в трактире снова забила ключом. В те времена все понимали, что из-за дороговизны и скудости осветительных материалов нельзя терять ни минуты дневного света. Но как рано ни поднялась госпожа Элиза, другие опередили ее: кембриджский студент, голова которого, вероятно, была слишком занята размышлениями о высоких материях, исчез до рассвета, забыв заплатить четыре пенса за предложенные ему ужин и ночевку. Пронзительный крик почтенной хозяйки и громкое, дружное кудахтанье кур, которые, воспользовавшись открытой дверью, не замедлили наполнить комнату, разбудили и остальных, не успевших еще проснуться путников.