Саймон Скэрроу - Пророчество орла

Он попытался заставить себя думать о чем-нибудь другом, о чем угодно, и его мысли вновь обратились к загадочным свиткам, столь много значившим для Нарцисса. Гораздо больше, чем угроза, причем нешуточная, исходившая от пиратов. Официальная цель – разгром разбойников – была лишь прикрытием, тогда как на деле масштабная морская операция затевалась именно ради свитков, за которые Нарцисс, по непонятным причинам, был готов заплатить жизнями множества людей. «Что же могло иметь для него такое значение? Список заговорщиков? Государственные секреты Парфии? Это может быть что угодно, – раздосадованно решил Катон. – Разве тут догадаешься?»

На миг ветер снаружи прекратился вовсе, так что даже обмякли стенки палатки, и Катон вдруг услышал крик – короткий, пронзительный, донесшийся с некоторого расстояния. Он отозвался эхом от окрестных склонов, но тут снова со стоном налетел ветер, и звук пропал. Катон сбросил одеяло с головы и навострил уши, напряженно прислушиваясь. И звук повторился: тонкий, пронзительный, едва различимый на фоне подвывания ветра да раздававшихся время от времени хлопков кожи. Протянув руку, он потряс за плечо Макрона. Реакции не последовало. Он потряс сильнее, сопроводив это еще и щипком. Это, наконец, пробудило ветерана.

– Что? Что случилось? Где мой меч?

Его рука привычно потянулась к клинку, и лишь потом он бросил взгляд на вырисовывавшийся в темноте силуэт сидящего рядом с ним на корточках Катона.

– Тише, – шепнул Катон. – Слушай!

– Слушать? Что?

– Тссс! Просто слушай!

Оба замерли в ожидании, но, кроме воя ветра, никаких звуков больше не доносилось.

– Можешь ты сказать мне, что я пытаюсь услышать? – проворчал через некоторое время Макрон.

– Я слышал крик.

– Крик? Здесь, в горах? Тебе почудилось, это был ветер.

– Точно говорю, крик.

– Может, местные горцы затеяли у нас под боком шумную пьянку?

– Тише! Опять!

На сей раз звук услышал и Макрон: то был человеческий крик, причем, несомненно, полный страдания и боли. Он резко оборвался, и Макрон почувствовал, как волоски на его загривке встали дыбом.

– Дерьмо! Ты был прав.

– Что делать будем?

Макрон сбросил одеяло и потянулся за сапогами.

– Проверим, что к чему, а как иначе? Пошли. Меч не забудь.

– А как насчет Миниция?

– Да пусть спит. Я не хочу выглядеть переполошившимся новобранцем. Выясним, что да как, а если потребуется помощь, вернемся. Пошли.

Выбравшись наружу, они увидели, что снегопад кончился, но и палатки, и подводы покрывает плотный снежный покров. Часовые, стоявшие с двух концов лагеря, топали ногами, чтобы не дать им онеметь. Ветер ослаб, тучи почти развеялись, открыв взору сияние созвездий.

– Туда, – молвил Макрон и с хрустом двинулся по насту к ближайшему часовому. Заметив командиров, тот вытянулся в струнку.

– Стой! – по-уставному выкрикнул он. – Приблизьтесь, чтобы быть узнан…

– Заткнись! – рыкнул на него Катон. – Тебя поставили останавливать тех, кто приближается к лагерю снаружи, тупой ублюдок. А не тех, кто идет изнутри.

– Виноват, командир.

– Это не имеет значения, – встрял Катон.

– Еще как, на хрен, имеет, – проворчал Макрон. – Если он уж и стражу толком нести не может, то значит, никуда не годен, даже в долбаную корабельную пехоту.

Не вдаваясь в спор с другом, Катон обратился к часовому.

– Ты слышал что-нибудь только что?

– Что именно, командир?

– Человеческий голос, крик.

Часовой насторожился.

– А я должен был?

– Сынок, кончай темнить, – молвил Макрон, ткнув новобранца пальцем в грудь. – Просто отвечай на вопрос, слышал или не слышал?

– Слышал, командир. Один возглас, он сразу оборвался. Донесся вон оттуда, – парень указал на склон, возвышавшийся над лагерем. – С вершины холма, а то и с другой стороны, я бы так сказал, командир.

– А почему не поднял тревогу?

– Из-за того, что я едва расслышал и что могло мне почудиться, командир?

– Лучше проявить излишнюю бдительность, чем подвергнуть риску жизни товарищей. Дошло?

– Так точно, командир. Мне позвать подмогу?

– Нет, – заявил Макрон. – Мы пойдем, разведаем, что там. Если не вернемся к смене караула – тогда поднимай тревогу. Скорее всего, там ничего такого – может, волк завыл или еще что… Ладно, неси стражу.

Парень отсалютовал и повернулся кругом, спиной к лагерю.

Макрон указал на склон.

– Похоже, нам туда. Пошли.

Когда они удалились за пределы слышимости часового, Катон подтолкнул друга локтем.

– Волк, говоришь?

– А что, я слышал нечто похожее раньше.

Центурионы подошли к подножию холма и перебрались через снежный занос туда, откуда начиналась покрывавшая склон густая древесная поросль. Лишь немного снега смогло пробиться сквозь густые, раскидистые сосновые ветви, наполнявшие воздух запахом хвои. Скоро склон сделался таким крутым, что пришлось то и дело припадать на четвереньки, петляя между толстыми стволами по толстой, мягкой подстилке из опавших иголок, заглушавшей звуки шагов. Ветер сюда не проникал, и скоро они от напряжения разогрелись так, что, когда достигли дальней кромки деревьев, оба уже задыхались и вспотели. Лес кончился, выше находился заметенный снегом скалистый выступ, а дальше – гребень холма. Катон обернулся и бросил взгляд на раскинувшийся внизу лагерь: отсюда припорошенные снегом возы и палатки были почти неразличимы. И тут крик, на сей раз куда более отчетливый, прозвучал снова.

Центурионы переглянулись.

– Что думаешь? – спросил Катон.

– Звучит так, словно какому-то бедолаге приходится очень хреново, – отозвался Макрон и, переведя дух, принялся карабкаться по заснеженным камням. Катон двинулся по глубоким следам, которые оставлял в снегу его друг. Некоторые камни пошатывались, но там было куда поставить ногу и за что ухватиться, так что довольно скоро Макрон, протянув руку, помог Катону выбраться на плоский скальный выступ, откуда открывался вид на ущелье, по которому сегодня с таким трудом поднималась колонна. Внизу дорога огибала подножие холма и дальше снова шла на подъем.

Костер они увидели сразу: желтый огонь у края дороги, не более чем в сотне шагов внизу. Рядом топтались четыре стреноженных лошади, а на поваленном древесном стволе у огня сидели три человека. Четвертый склонился над чем-то у края ствола – и склоны вновь огласил вопль. Потом этот человек отступил, и центурионы увидели еще одного, пятого, которого до этого заслонял своей спиной предыдущий. Этот пятый был раздет до пояса и привязан к поваленному дереву. Костер осветил его, и Катон с Макроном разглядели черные отметины на его груди. Их происхождение прояснилось быстро: мужчина, до этого склонявшийся над пленником, подошел к костру и стал нагревать в его пламени острие меча.