Серж Голон - Мятежная Анжелика

– Вы снимаете с себя ответственность за судьбу сыновей ради права разрушить свое собственное существование! – воскликнул он.

– Права не приносить себя в жертву отвратительным химерам.

Тогда Молин изменил тактику:

– Но послушайте, мадам, похоже, вы считаете неизбежным принести королю в жертву свою добродетель. Но что он от вас требует? Публично, на глазах двора, подчиниться ему , чтобы возвращение его милости не сочли за акт слабости государя. Когда его авторитет будет подтвержден, мне кажется, что женщина – такая женщина, как вы, мадам, – всегда найдет способ и уловку, чтобы избежать…

– Это с королем-то? – воскликнула Анжелика, неожиданно задрожав. – Это невозможно! При наших отношениях он никогда не отступится, да и сама я…

Она нервно сжимала и разжимала пальцы. Он подумал, что теперь она стала более нервной, чем прежде. Но, с другой стороны, более спокойной. Более ранимой и более неуязвимой.

Анжелика вообразила длинную галерею, по которой она идет, вся в черном, под злыми и насмешливыми взглядами придворных, а король стоит с тяжелым взглядом и невыносимо величественным видом, свойственным его холодному лицу. Коленопреклонение, слова клятвы верности, поцелуй преданности… А потом, когда они окажутся наедине и он подойдет к ней как к врагу, чтобы возобновить то сражение, о котором он никогда не забывал, и любыми способами добиться победы, что сможет она ему противопоставить?

В ней нет даже той глупой юношеской гордости, этих доспехов неопытности, которые могут оградить от влияния чувств.

У нее слишком богатый опыт плотских наслаждений, чтобы не почувствовать все разнообразие тайной гармонии любви, и она уступит властному призыву, который подталкивает женщину, стремящуюся к подчинению, к покоряющему ее мужчине.

Столько мужских ласк, столько пережитых желаний и борьба за свое прекрасное тело превратили ее в женщину до мозга костей.

До такой степени в женщину, что теперь она способна наслаждаться сладостным унижением.

И Людовик XIV, этот тонкий психолог, не мог этого не знать.

Чтобы привязать к себе прекрасную мятежницу, он отметит ее каленым железом, как клеймят королевской лилией преступников королевства.

Из деликатности она скрыла от Молина возникшие перед ней видения.

– Король неглуп, – сказала она с разочарованной улыбкой. – Затрудняюсь объяснить, Молин, но стоит мне оказаться перед королем, как это случится… А я не должна этого делать. И вы знаете, Молин, почему… Я могла бы провести всю жизнь рядом с рыцарем, которого полюбила и который избрал меня своей дамой… И моя жизнь не состояла бы из череды дней, отмеченных страданием, тщетным ожиданием, убитой в зародыше радостью и тревогой. И вдруг, после ребяческого и опасного заблуждения, наступает самое глубокое понимание – понимание того, что есть нечто, чего нельзя вернуть. Жив он или мертв, наши дороги разошлись. Он любил других женщин, как я любила других мужчин. Мы предали друг друга. Наша совместная жизнь прервалась в самом начале, и случилось это по вине короля. Я не могу простить. Не могу забыть… Я не должна этого делать, это стало бы худшим предательством, я лишилась бы всех возможностей.

– Каких возможностей? – прервал он.

Она растерянно потерла лоб:

– Не знаю… Я потеряла бы все еще не умирающую надежду. А впрочем… – И, оживившись, она продолжала: – А впрочем, вы говорили о моих интересах… Не состоят ли они в том, чтобы протянуть Монтеспан бокал с ядом? Вам ведь известно, что она пыталась отравить и меня, и Флоримона.

– Вы достаточно сильны и опытны, мадам, чтобы бороться с ней. Ходят слухи, что ее влияние пошатнулось. Короля утомила ее злоба. Говорят, что теперь он находит удовольствие в долгих беседах с другой опасной интриганкой, с мадам Скаррон, которая раньше, к сожалению, была протестанткой. С упорством неофита она подталкивает короля вести глупую и бесполезную борьбу с бывшими единоверцами.

– Мадам Скаррон? – с удивлением повторила Анжелика. – Да она ведь гувернантка его детей.

– Ну да… Король увлечен не только разговорами с ней, но и ее прелестями.

Анжелика пожала плечами. Потом она припомнила, что бедная Франсуаза происходила из знатной семьи Обинье и что кавалеры, тщетно пытавшиеся спекулировать на бедности, чтобы добиться ее благосклонности, с чувством восхищения и досады прозвали ее Прекрасной Индианкой… Она также вспомнила, что редко замечала за мэтром Молином грех пустословия.

А тот настойчиво продолжал:

– Я это говорю, чтобы вы поняли: мадам де Монтеспан теперь не так уж опасна, как вы думаете. Вы победили ее еще в то время, когда она находилась на вершине могущества. Устранить ее теперь совсем не трудно…

– Продаваться, – прошептала Анжелика, – подкупать, вести эту яростную подковерную борьбу, которую я так хорошо знаю… Фу! Я предпочитаю иную борьбу, – закончила она, и глаза ее вдруг засверкали. – И если уж необходимо бороться, то пусть это будет в открытую, на моей земле… В существующей неразберихе мне представляется это единственным достойным делом… Остаться здесь. Это доставит мне и радость, и боль. Боль, потому что я понимаю, как много проиграла. Радость, потому что я испытываю потребность обрести свои корни. Да, я должна была вернуться. Странно… Мне кажется, что так было предрешено, что с того дня, как я потеряла из виду Монтелу, – помните, Молин, мне исполнилось тогда семнадцать и карета графа де Пейрака увозила меня на юг, – я после долгих странствий должна была вернуться в края своего детства, чтобы разыграть свою последнюю карту…

Только что произнесенные слова поразили ее саму, привели в волнение и заставили замолчать. Она оставила Молина одного и медленно поднялась по лестнице на башню, с которой открывался вид до самого горизонта. Иногда она различала в цветнике грузную фигуру пузатого Монтадура. Возможно, он воображал, что она будет оставаться в замке всю весну и лето, пока не явятся осенью люди короля с приказом арестовать ее и отвезти в другую тюрьму?

Сегодня Анжелика не отваживалась даже спуститься в свой сад. Но она прекрасно знала, что наступит день, когда, не спрашивая разрешения, она устремится в лес, а толстый рыжеусый страж так и не узнает об этом и будет продолжать важно стеречь заколдованный замок, уже покинутый принцессой.

Дурачина, ничего не смыслящий в деревенской жизни. Ему невдомек, что у каждой норы есть два выхода. И если наступит такой день, то она найдет приют в Бокаже.

Но прежде чем стать изгнанницей, скрывающейся в листве от глаз охотника, надо все хорошенько взвесить.

– Моя последняя карта…

Вновь завоевать свою свободу оказалось делом почти невозможным и гораздо более трудным, чем сбежать из гарема Мулая Исмаила. Там ей помогли женские качества ее натуры. Она сумела затеряться во мраке, довериться ночи, молчанию, слиться с землей, как поступают беззащитные зверюшки, обратиться к самой природе – в этом состояла хитрость, которая теперь не привела бы к желаемым результатам.