Мэри Нортон - Добывайки (сборник)

– Я ничего не слышала, – сказала миссис Драйвер.

– Вроде бы где-то там, под полом, возле плиты.

– Ничего страшного, – сказала миссис Драйвер. – Это угли падают. Часто бывает. Другой раз даже вздрогнешь, когда сидишь тут одна… Ну-ка передайте мне ваш стакан, осталась самая малость… чего уж тут, надо кончать…

«Они пьют добрую старую мадеру», – подумала Арриэтта и, осторожно подняв табурет, стала рядом, глядя наверх. Сквозь трещину в потолке ей был виден свет, исчезавший время от времени, когда заслоняли свечу.

– Да, – продолжал Крэмпфирл, возвращаясь к своему рассказу, – и когда я подошёл к нему с ружьём, он и говорит мне с таким невинным видом, верно, чтобы сбить со следа: «Тут нет где-нибудь поблизости барсучьей норы?»

– Хитрюга! – сказала миссис Драйвер. – Чего только не придумают эти мальчишки!.. Барсучья нора!.. – И она засмеялась своим скрипучим смехом.

– У нас тут и правда была раньше барсучья нора, – продолжал Крэмпфирл, – но когда я показал ему, где её искать, он вроде и внимания не обратил. Просто стоял и ждал, когда я уйду. «Ну что ж, посмотрим ещё, чья возьмёт», – подумал я и сел на землю. Так мы и сидели – он и я.

– Ну и что дальше?

– Пришлось ему в конце концов уйти. И хорька оставить. Я ещё подождал, но хорёк так и не вылез. Я уж во все глаза глядел… и свистел. Жаль, не расслышал я, как он его звал. Вроде какой-то дядюшка… – Арриэтта услышала резкий скрип стула. – Пойду-ка я, – сказал Крэмпфирл, – запру кур.

Хлопнула кухонная дверь, и над головой вдруг послышался грохот – это миссис Драйвер ворошила угли в плите. Арриэтта тихонько поставила табурет на место и пошла на цыпочках в столовую, где нашла одну мать.

Хомили гладила, низко склонившись над гладильной доской, с грохотом ставя утюг на подставку и то и дело откидывая волосы с глаз. По всей комнате на французских булавках, которые Хомили приспособила под плечики, висело выстиранное бельё.

– Что там случилось? – спросила Хомили. – Ты упала?

– Да, – ответила Арриэтта, тихонько садясь на своё место у очага.

– Ну как мурашки? Уже появляются?

– Не знаю, – сказала Арриэтта. Она обхватила руками колени и положила на них подбородок.

– Где твоё вязанье? – спросила Хомили. – Что с тобой делается последнее время? Ума не приложу! Всё время бить баклуши… Может, тебе нездоровится?

– Ах! – воскликнула Арриэтта. – Оставь меня в покое!

И на этот раз – в кои-то веки! – Хомили ничего больше не сказала. «Это весна, – подумала она, – со мной тоже иногда так бывало в её годы».

«Мне нужно увидеть мальчика, – думала Арриэтта, уставившись невидящими глазами в огонь. – Я должна узнать, что случилось. Я должна услышать, всё ли у них в порядке. Я не хочу, чтобы мы вымирали. Я не хочу быть последней из добываек. Я не хочу… – здесь Арриэтта совсем уткнулась лицом в колени, – всю жизнь жить вот так… в темноте… под полом…»

– Без толку готовить ужин, – сказала Хомили, нарушая тишину, – отец отправился в Её комнату. А тебе известно, что это значит.

Арриэтта подняла голову.

– Нет, – сказала она, едва слушая. – А что это значит?

– А то, – сердито ответила Хомили, – что он вернётся часа через полтора, а то и позже. Он любит бывать у Неё, болтать с Ней о том о сём, рассматривать вещи на Её туалетном столе. И это не опасно, когда мальчишка уже ушёл спать. Отцу не нужно ничего определённого, – продолжала она, – всё дело в новых полках, которые он смастерил. Говорит, они выглядят слишком уж пустыми, может, он добудет для них какую-нибудь мелочишку…

Арриэтта вдруг села прямо, вытянулась в струнку: её неожиданно пронзила мысль, да такая, что перехватило дыхание и задрожали колени. «Часа полтора, а то и больше, сказала мама… И всё это время ворота будут открыты!»

– Ты куда? – спросила Хомили, когда Арриэтта пошла к дверям.

– В кладовые, – сказала Арриэтта, прикрывая свечу рукой от сквозняка. – Я ненадолго.

– Не разбросай там ничего! – крикнула вдогонку Хомили. – И осторожнее с огнём!

Идя по проходу, Арриэтта подумала: «Я не говорила неправды. Я иду в кладовые… поискать шляпную булавку. А если я найду булавку (и кусок бечёвки… тесьмы там, я знаю, нет), я всё равно буду недолго, ведь мне надо вернуться раньше папы. И я делаю это ради них, – упрямо сказала она себе, – и когда-нибудь они ещё скажут мне спасибо». Но всё равно её не покидало смутное чувство вины. Хитрюга – вот как назвала бы её миссис Драйвер.

Арриэтта нашла шляпную булавку с перекладинкой наверху и привязала к ней бечёвку, крепко-накрепко обмотав вокруг перекладинки восьмёркой, затем увенчала свои труды, запечатав узел сургучом.

Ворота были открыты; добравшись до последних ворот, под курантами, Арриэтта поставила свечу посреди прохода, где та не могла причинить никакого вреда.

В большом холле было полутемно, повсюду протянулись огромные тени, под привёрнутым рожком парадной двери лежал круг света, ещё один рожок еле мерцал на лестничной площадке на полпути наверх. Потолок уходил далеко в высоту и мрак, вокруг было необозримое пространство. Арриэтта знала, что детская находится в конце коридора на втором этаже и мальчик уже в постели, – мама только что упомянула об этом.

Арриэтта наблюдала, как отец закидывает булавку на стул, по сравнению с этим взобраться на ступеньки было легче. Мало-помалу в её движениях появился какой-то ритм: бросок, подъём, снова бросок… Металлические прутья, придерживающие дорожку, холодно поблёскивали в темноте, но сама дорожка была мягкая и тёплая, на неё так приятно было прыгать. На площадке Арриэтта немного посидела, чтобы отдышаться. Полумрак не пугал её, она всю жизнь прожила в полумраке, она чувствовала себя в нём как дома, а сейчас темнота даже служила ей защитой.

Поднявшись на верхнюю площадку, Арриэтта увидела распахнутую дверь, из которой на пол падал золотой квадрат света, словно перегораживая коридор. «Придётся пройти здесь, выхода нет», – сказала, подбадривая себя, Арриэтта. Из комнаты доносился монотонный голос.

– Эта кобыла, – говорил голос, – была трёхлетка, которая принадлежала моему брату… не старшему брату, а тому, что жил в Ирландии, – младшему, которому принадлежали Старый Друг и Милочка. Он несколько раз включал её в скачки по пересечённой местности… но, когда я говорю «несколько раз», я имею в виду три… во всяком случае не меньше, чем два… раза. Ты видел когда-нибудь ирландские скачки по пересечённой местности?

– Нет, – ответил другой голос; он звучал немного рассеянно.

«Это отец, – внезапно поняла Арриэтта, и сердце подпрыгнуло у неё в груди. – Он разговаривает с тётей Софи, вернее, тётя Софи разговаривает с ним». Она крепко схватила булавку с болтающейся верёвочной петлей и побежала через освещённое место в темноту коридора. Пробегая мимо распахнутой двери, Арриэтта увидела мельком горящий камин, лампу под абажуром, поблёскивающую мебель и тёмно-красные парчовые портьеры.