Карен Мак - Любовница Фрейда

– Минна работала на противную женщину, без чести и совести, кровопийцу. Такое сравнение допустимо. Вино – было бы чудесно.

Он посмотрел Минне в лицо, и в его взгляде промелькнула одобрительная искорка. Потом отвернулся и откинулся на спинку стула, скрестив руки, как много лет назад, когда они с Мартой встречались с ним в кафе среди компании друзей. Зигмунд тогда окончил курс неврологии и жил в тесной однокомнатной квартирке от венской Центральной клиники. Жених Минны, Игнац Шёнберг, один из ближайших друзей Зигмунда, тоже являлся частью их маленькой компании. Он изучал санскрит и философию в университете, и его бурные погружения в детали санскрита бесили Зигмунда, словно пустой вздор.

– Смотрите, этот отрывок называется Turanga Litia . Но на самом деле здесь две мысли: Turanga и Litia. Первое значит «время», а второе – «игра». Игра времени. Конечно, это еще не все… – возбужденно говорил Игнац.

– Не передашь ли ты мне газету? – насмешливо прерывал его Зигмунд.

Обычно друзья встречались днем, и к ним часто присоединялись Марта с Минной. У каждого из них денег хватало лишь на чашку кофе, и они цедили его часами. Марта в основном слушала, но Минна не могла сдержаться, когда речь заходила о поэзии, о смысле жизни, о декламации из Гёте или Шекспира, о политике и о растущей волне антисемитизма в Вене.

Однажды они спорили по поводу теории Дарвина, словно студенты, стараясь поразить друг друга. Фрейд одолжил Минне свою бесценную книгу «Происхождение видов», которую Игнац уж читал и которая вовсе не интересовала Марту.

– Человек произошел от обезьяны? Чепуха! – кипятился Игнац.

Бедный Игнац.

– Какая близорукость! Ты до сих пор веришь, что земля плоская? – бросила вызов Минна.

– Ты хоть понимаешь, что берешь в жены Катарину? – сказал Фрейд, иронически улыбаясь, сидя так, как сейчас, откинувшись на спинку стула и скрестив руки на груди.

– Катарину? – Марта вопросительно посмотрела на Минну.

– Да, твой обожаемый Зигмунд только что назвал меня мегерой.

– Я не хотел тебя обидеть, дорогая, – отозвался Зигмунд. – Ты же знаешь, как я люблю одну мегеру за то, что она никогда и ни с чем не согласна.

– Я не обиделась, – произнесла Минна, втайне радуясь, что ее сравнили с шекспировской героиней.

– Я полагаю, что данный персонаж несдержан и остер на язык, – заявил Игнац.

– В этом ее прелесть! – откликнулся Фрейд и продекламировал длинный отрывок из «Укрощения строптивой».

Минна и сейчас видела его таким, каким он был тогда в кафе, бросающим вызов каждому. Голова вскинута, подбородок выдвинут вперед, будто его гений требовал борьбы. Уже в те времена Зигмунд был нетерпелив, переполнен случайными, странными мыслями и считался самым умным в компании. Минна держалась позади и позволяла ему главенствовать в разговорах. Но он ждал ее реакции, и все заканчивалось диалогом между ними.

Более того, между ними годами продолжалась оживленная переписка. Причем началась она странно, вскоре после свадьбы. Сначала они только обсуждали книги. Еще будучи ребенком, в семье с шестью сестрами и властной матерью, Зигмунд читал, чтобы не замечать нищету и хаос, царившие в доме. Минна была счастлива, что кто-то считает ее умницей, а не какой-то неуклюжей уткой.

Она помнила первые письма. Они обсуждали «Озерную школу», Вордсворта и Кольриджа [8] Условное наименование группы английских поэтов-романтиков конца XVIII – первой половины XIX века, названных так по Озерному краю – месту деятельности ее важнейших представителей: Вордсворта, Кольриджа и Саути. . Потом классических мыслителей. Зигмунд мог писать о Гомере и Данте, щеголяя греческим и латынью. У Минны могли быть иные мнения, она оспаривала интерпретации немецких переводчиков. Они любили Диккенса и русских – Толстого и Достоевского. И, разумеется, Шекспира – Зигмунд хвалился, что начал читать его еще восьмилетним мальчиком.

Он восторгался Шиллером и Гёте, цитируя длинные отрывки из их произведений. Его пленяла античность, исчезнувшие цивилизации, боги, религии, мифы, включая миф о царе Эдипе, к которому он часто возвращался. И к трагедии Софокла «Царь Эдип». Он перевел ее с греческого для выпускного экзамена в гимназии. Зигмунд жаловался на работу врача, на коллег, на постоянные болезни детей, на невозможность бросить курить. Но письма по этому поводу были перегружены деталями, показной трагедией и жалостью к себе:

«Я снова бросил курить… ужасные мучения абстиненции… совершенно не могу работать… жизнь невыносима…»

«Это твоя ахиллесова пята», – отвечала Минна и спрашивала о последних исследованиях. Зигмунд слал ей страницу за страницей с подробностями своего открытия, технике психоанализа и о методике «лечения разговорами». Он хвалил ее, что она внимательна к деталям и вдумчивый читатель его трудов. Минна быстро сообразила, что должна быть осторожна в ответах, поскольку Зигмунд был сварлив и легко обижался.

В последующие годы он попытался привлечь Марту в их литературные дискуссии, но не преуспел. Иногда Минна думала, что у Марты вообще нет никакой активной внутренней жизни. Сестра все реже читала романы и газеты, полагая, что Шекспир непостижим даже в переводах. Исключая сонеты – те ей нравились. Вероятно, как память о четырехлетнем ухаживании, когда Фрейд слал их ей ежедневно. Тогда у нее были любимые писатели, особенно Диккенс, но, казалось, все исчезло с рождением детей.

Марта вышла из кабинета, неся графин с красным вином, и остановилась, заметив, что мальчишки вышли из-за стола, влезли за диван и устроили потасовку, вырывая друг у друга нечто, похожее на игрушечного солдатика.

– Оливер, Мартин, марш за стол! Зигмунд, а где кларет, который стоял на верхней полке? Тот, что твой больной принес тебе вместо платы? Я нашла лишь дешевое столовое.

Он пожал плечами, занятый маленькой статуэткой. Левая рука женской фигурки поднимала копье (которое ныне отсутствовало), а грудь ее обвивала повязка с рельефом головы Медузы. У Зигмунда была странная привычка приносить какой-нибудь антиквариат к обеденному столу и, поставив перед собой, обращаться к нему, словно к воображаемому другу.

«Слава богу, что не вслух», – подумала Минна.

– Первое столетие? – спросила она.

– Второе, Рим, – ответил он. – Афина – богиня мудрости и войны.

– Римская, а не греческая?

– Молодец. Копия греческого оригинала, пятый век до нашей эры, – пояснил Зигмунд, наклонившись к статуэтке.

Марта стояла между ними, наливая сестре вино.

– Танте Минна, – произнес Оливер, – хотите расскажу, что я сегодня выучил?

И пустился в подробное описание географии Дуная, перечисляя все страны, где он протекал.