Диана Чемберлен - Любовник моей матери, или Что я знаю о своем детстве

Ванесса взяла у него папку.

– А имя у «подростка» есть?

– Конечно, – наклонившись, Питер кивнул в сторону карты, и Ванесса взглянула на титульный лист.

– Дженнифер Либер, – прочла она.

– Верно.

– Хорошо, спасибо. – Подождав, пока Питер выйдет из кабинета, Ванесса направилась вслед за ним в клинику.

Девочка – худенькая красотка с золотистыми волосами – поджидала ее в смотровой. Она сидела на столе в тонкой больничной пижаме, аккуратно сложив на коленях руки так, чтобы скрыть следы от ожогов.

– Здравствуй, Дженнифер, – Ванесса присела на стул. – Я – доктор Грей.

В ответ девочка пробормотала что-то маловразумительное.

– Доктор Олдрих сказал, что ты в хорошей форме, если не считать ожогов на руках.

Дженнифер поморщилась:

– Ну и странный же он.

– Правда? – Ванесса произнесла это как бы между прочим, чтобы девочка не догадалась, насколько она разделяет ее мнение.

– Да. Мистер Всезнайка или что-то в этом роде. Я уж подумала, не робот ли он.

Ванесса улыбнулась.

– Да, иногда в нем это проглядывает.

– Похож на миссис Керби. Та тоже любит лезть в чужие дела. Расспрашивает о том, что ее не касается.

– Миссис Керби – это ваш школьный психолог?

– Угу.

Ванесса наклонилась, обхватив руками колено.

– Миссис Керби, которая и направила тебя к нам, рассказала о том, что в школу ты ходишь в рубашке с короткими рукавами. И это в разгар зимы. Довольно умно, на мой взгляд, если хочешь, чтобы кто-то заинтересовался твоими делами.

– Что значит «умно»?

– Ты понимала, что тебе требуется помощь, и нашла удачный способ получить ее. Эти ожоги, – кивнула она в сторону Дженнифер, – все равно что крик о помощи.

– Не нужна мне ничья помощь.

– Миссис Керби направила тебя к нам, поскольку у нас есть специальная программа. Она предназначена для подростков, которые испытали в детстве сексуальное насилие со стороны взрослых. Видимо, у нее были для этого веские причины.

Щеки у Дженнифер заалели, и она быстро отвернулась. Было видно, что на глаза у нее навернулись слезы.

Ванесса подошла к девочке и осторожно взяла ее за руки. Она развернула их так, чтобы стали видны ожоги от сигарет. Восемь на правой руке, пять – на левой. Наверняка от них останутся уродливые шрамы. Памятка на всю жизнь. У Ванессы были такие на бедре.

Под ее пристальным взглядом Дженнифер затаила дыхание.

– А раньше ты это делала? – Ванесса внимательно глянула в голубые глаза девочки.

Дженнифер покачала головой.

– Что заставило тебя так поступить с собой?

– Я не знаю, – девочка отвела глаза. – Это все из-за моего парня, – добавила она еле слышно.

– Расскажи мне о нем.

– Мы больше не встречаемся. Он перестал мне звонить.

– Сколько вы были вместе?

– Полгода.

Полгода. Огромный срок, когда тебе пятнадцать.

– И что случилось?

Дженнифер пожала плечами и вновь потупила глаза. Не желая давить на девочку, Ванесса отошла чуть в сторону.

– Я не знаю, – тихо промолвила Дженнифер. – Со мной стало происходить что-то странное, и он не смог с этим смириться.

– О чем ты?

– Я начала вспоминать то ужасное, что со мной случилось… о чем я до этого и не подозревала.

Ванесса кивнула. Она понимала, что ей следует вести себя с большой осторожностью. Она уже не раз сталкивалась с тем, как самые причудливые и невероятные воспоминания оказывались на поверку чистой правдой. С другой стороны, нельзя было сбрасывать со счетов и богатую фантазию подростка. В любом случае Дженнифер должна знать, что здесь к ней отнесутся со всей серьезностью.

– Порой, – заметила Ванесса, – когда события кажутся нам слишком болезненными, мы выбрасываем их из памяти.

Ванесса считала такое подавление настоящим даром природы. Жаль, что сама она была напрочь лишена подобного свойства.

– Что пробудило в тебе эти воспоминания?

Дженнифер прикусила нижнюю губу.

– Я… мы с моим парнем собирались заняться сексом.

– Это должно было произойти в первый раз?

Девочка кивнула.

– Но я не смогла, потому что вспомнила вдруг… кое-что про своего дядю, – Дженнифер отвернулась, и Ванесса не стала настаивать на деталях. Об этом они поговорят позже.

– Твой дядя поступил с тобой очень дурно.

– Да, но я совсем об этом забыла. Такое возможно? – выпалила Дженнифер.

– Возможно.

– Он уже два года как мертв. Я практически забыла о его существовании.

– Ты рассказала своему парню, что тебя так напугало?

Дженнифер кивнула.

– Я была на грани истерики, и он мне не поверил. Сказал, что такое невозможно забыть, и это просто отмазка, чтобы не заниматься сексом. Поначалу я решила, что он, должно быть, прав, потому что воспоминания были какими-то расплывчатыми. Но со временем они становились все яснее и яснее. И я уже не могла выбросить их из головы, – она обхватила себя руками. – Мы с Джошем были так близки. Мне казалось, я могу доверить ему что угодно. Но, когда я попыталась рассказать ему о том, что мне удалось вспомнить, он обозвал меня чокнутой и перестал звонить.

– Мне очень жаль, детка.

– Прошло недели две, и я уже не могла держать это в себе. Стоило мне закрыть глаза, и я вспоминала все новые и новые подробности. Я боялась идти вечером в постель. Тогда я попыталась рассказать обо всем маме. Вот только я не смогла признаться ей в том, что начала вспоминать, когда занималась сексом с парнем – она бы от этого просто взбесилась.

Ванесса сочувственно улыбнулась. Что и говорить, дилемма не из легких.

– Она была в жутком негодовании. И как только я могу оскорблять память ее дорогого брата? Я насмотрелась этих передач с Опрой, в этом-то все и дело. Так она заявила. А я их вообще не смотрю. Потом я нашла фотографию, которую могла бы показать ей, но…

– Фотографию?

Дженнифер кивнула.

– В комнате моего дяди все осталось практически так же, как было при его жизни. И я вспомнила про коробку из-под обуви, которую он держал у себя в шкафу. Там я и нашла этот снимок: он сфотографировал нас, когда мы были вместе, – щеки у нее густо заалели. – Меня чуть не стошнило, когда я это увидела.

Доказательство . Ванессе показалось, будто гора свалилась с плеч. Никто больше не будет сомневаться в словах девочки – в том числе и она сама.

– И где теперь этот снимок?

– Сначала я хотела сжечь его, но потом положила на место. В любом случае я не могу показать его матери, поскольку я же и останусь у нее виноватой. Она и так почти не разговаривает со мной. Парень меня тоже бросил. После того, как он перестал звонить, на меня напало какое-то оцепенение, – она взглянула на следы от ожогов. – Я сделала это, чтобы понять, чувствую ли я еще хоть что-нибудь. И мне было совсем не больно. Ладно, плевать. Все равно мне никто не верит.