Светлана Талан - Расколотое небо

– Черножуковых? – даже подскочил на месте взволнованный Семен Семенович.

– Не только. Есть много людей, у которых неплохие наделы земель, большое хозяйство. Без них, без их наделов и хозяйства, трудно будет основать колхоз. Кажется, у меня все, товарищи, – закончил речь Щербак и сел на место.

– А если богатые не захотят в колхоз? Что тогда? – опять заерзал на месте неугомонный Ступак.

– Сначала проведем разъяснительную работу, а на собрании посмотрим, – ответил парторг.

– Я прибавлю к сказанному, – поднялся с места чекист. – Дадим возможность богатым добровольно написать заявления и передать имущество и земли в общественную собственность. Если не пойдут, при всем народе объявим их кулаками, чтобы навсегда ликвидировать кулачество как класс. И в дальнейшем не будем пускать кулаков в колхоз! Те, кто напишет заявление о вступлении, будут освобождены от налогов, а кулаки пусть попотеют, чтобы заплатить налоги, которые будут для них увеличены, – опять почти кричал раскрасневшийся Иван Михайлович. – А мы будем строить новую, светлую жизнь для себя и своих детей. Вот такие люди, как вы, товарищ, нужны партии. На собрании я буду выдвигать вашу кандидатуру на должность председателя колхоза. Вы, как я догадался, воевали? – намекнул Иван Михайлович на хромоту мужчины.

– Благодарю за доверие, – откашлявшись, сказал Семен Семенович. – Да, я воевал в Красной армии, там получил ранение.

– Такие люди нам ой как нужны!

– Я оправдаю ваше доверие!

– Не только мое, – уточнил Иван Михайлович, – доверие нашей родной коммунистической партии! – пафосно произнес он. – Товарищи, есть еще вопросы?

– Хотелось бы знать, что все-таки будет с теми, кто откажется отдавать свою землю добровольно? – несмело спросил председатель сельсовета Максим Игнатьевич.

– Разъясняю, – серьезно заявил уполномоченный. – Земля тех, кто напишет заявление о вступлении в колхоз, сразу же с заявлением отойдет в общественную собственность. Но это не значит, что землю отрежут по самую хату. Для ведения хозяйства оставим людям часть надела. А вот кто откажется… Пощады пусть не ждут! Колхозам – быть! Это я заявляю ответственно! Прижмем кулака, да так прижмем, что аж пищать будет! Лучше перегнуть, чем недогнуть! Так, товарищи?

Присутствующие дружно зааплодировали в поддержку однопартийца.

В воскресенье Павел Серафимович вернулся из города только после обеда. Варя с матерью уже и на дорогу несколько раз ходили его высматривать: не случилось ли чего с ним? Ведь повез ночью целую подводу зерна, бочку квашеной капусты и кое-что с огорода. Обычно он возвращался к обеду, все распродав, поскольку дорого не просил. И, как назло, с самого утра поднялась метель. Еще с вечера земля была голая, поэтому Павел Серафимович запряг телегу, а к обеду уже намело приличные сугробы.

О возвращении отца сообщил Туман радостным лаем и повизгиванием.

– Ждал меня, собачище? – услышала Варя знакомый голос.

– Папа вернулся! – вскрикнула радостно. – Мама, я помогу коня распрячь! – бросила она матери, надевая кожушок.

Мать не успела и рта раскрыть, как девушка уже была во дворе. Пока отец заносил мешки в дом, Варя ловко распрягла уставшего коня, завела в конюшню, принесла ему теплого пойла.

– Согрейся немножко, – ласково говорила она, протягивая кусочек сахара. – Ешь быстрее, пока нас никто не застукал, – сказала она и улыбнулась: конь так смешно, осторожно взял кусочек из ладони одними губами, захрустел и опять посмотрел на девушку. – Имей совесть! Пей теперь, а я тебе сенца положу.

Через мгновение девушка была уже в доме. Еще бы! Отец никогда с пустыми руками с базара домой не возвращался. Он всегда привозил какие-то подарки, а в этот раз пообещал купить ей новенькие сапожки. Как-то в городе познакомился с хорошим сапожником, с тех пор покупает обувь только у него.

Мать пошла доставать горшки с едой из печи, но Павел Серафимович сказал:

– Можешь не спешить, все остынет. Хочу своей Ласточке гостинцы отдать.

– Не маленькая, – заметила мать, – подождет.

– Да, папа, – поддержала Варя мать. – Вы поешьте с дороги, согрейтесь, а потом…

– Никаких потом! – улыбнулся отец. Он достал из мешка черные сапожки. – Держи!

– Ой! Какие же красивые! – Варя захлопала в ладошки.

Отец посмотрел на дочку. Сколько радости на лице! Глаза светятся. Уже и девушка, а выражение лица до сих пор такое наивное и детское…

– Спасибо, папа! – Варя сразу примерила обновку. – Как на меня шиты! А еще и шнурочки есть! Такие хорошенькие!

– Носи на здоровье! – произнес отец и довольно улыбнулся. – Это еще не все. Вот вам с матерью по теплому платку! – сказал он и подал два больших шерстяных клетчатых платка.

– Зачем ты мне купил? Лучше бы Оле подарил, – беззлобно упрекнула жена, рассматривая подарок.

– И об Оле не забыл! Точь-в-точь такой и ей прикупил. Хотел раздать подарки на Рождество, а потом подумал: зачем ожидать? На дворе стужа, поэтому грейтесь, девочки мои, и отца не забывайте!

– Такое скажете, папа! Как мы можем вас забыть?!

– Всякое, доченька, в жизни бывает, – вздохнул отец. – Михаилу новые валенки купил.

– А себе? – спросила Варя.

– Разве я для себя живу? Для вас, дети, для вас.

– Папа, а можно я свои старые сапожки Ганнусе подарю? – осторожно спросила Варя.

– Какие же они старые? Они еще хорошие, даже не чиненные, – ответил отец. – Одни намокнут, так другие можно будет обуть.

– Варя, – в разговор вмешалась мать, – я понимаю, что ты у нас щедрая душа. Признайся, коню успела подсунуть кусок сахара?

– Небольшой кусочек, – созналась Варя и зарделась.

– И бусы красные успела подружке подарить?

– Да. – Варя опустила голову и снова покраснела.

– Я уже промолчала о бусах, потому что это игрушка, забава девчоночья. Но сапоги – совсем другое дело. Это дорогой подарок. Понимаешь? Нельзя весь мир обогреть, ты же не солнце. И мы не такие богатые, чтобы сапоги раздаривать налево и направо!

– Но я же не кому-то, а Ганнусе хотела подарить, – тихо произнесла Варя. – Мы с ней выросли вместе, она мне как сестра.

– Пусть отец свое слово скажет, – отозвалась мать. – Я против.

– Папа, что же ты молчишь? – Варя с надеждой посмотрела на отца.

– Что я должен сказать? Ты уже не ребенок, должна понимать, что сапоги не у всех есть, потому что это вещь дорогая.

– Папа, но у нее совсем дырявые сапоги!

– Так пусть отец починит.

– Но… Но… – Варино лицо мгновенно стало красным. Набравшись смелости, сказала: – Клянусь, что больше ничего не буду раздавать, но я уже пообещала Ганнусе, что отдам их! И что же мне теперь делать?!

– Плохо, когда человек не хозяин своего слова, – ответил отец. – А еще хуже, когда надежды не осуществляются. Только поэтому я позволяю тебе сделать этот подарок, но запомни: в последний раз!