Джулия Грегсон - Пряный аромат Востока

– Фрэнк приятный, – уклончиво ответила она. – Ах да, я забыла вот что: он спрашивал, какие у нас с тобой планы, когда мы прибудем в Порт-Саид. Он знает превосходный ресторан там – туда все заходят.

– Ой, дорогая моя, ты ведь знаешь, что мы не можем, – ответила Роза. – Мы обещали твоей маме, что не будем покидать пароход после Гибралтара. Ты забыла?

– Мать помешалась на торговле белыми рабынями, – проворчала Тори. – Просто смешно! Да и Фрэнк взрослый парень! Он плавал на разных судах, ну, по крайней мере, на двух, да к тому же он врач – на тот случай, если с нами что-то случится.

– Что ж, надо подумать, – заявила Роза в своей рассудительной манере.

– Ну, Роза, ты можешь думать. А я пойду на берег. – Тори вскочила с койки и перешагнула через ворох одежды. – Я считаю, что тебе пора научиться думать самостоятельно, раз ты скоро выйдешь замуж.

По лицу Розы пробежала тень, и Тори пожалела о своих словах.

– Я сказала так не для того, чтобы тебе приказывать, – возразила Роза. – Просто ты мало его знаешь и…

Тори прекрасно понимала, о чем подумала подруга: «Я не хочу, чтобы ты снова рыдала от обиды». Но через несколько минут, сидя в ванне в цветастой шапочке, Тори стиснула зубы и подумала: «Плевать. Я опять готова. На этот раз я готова на все».

«Сколько стоит муж?» Этюд номер шесть. Вива Холлоуэй

Вива сидела на койке и чуть не плакала от разочарования; пишущая машинка балансировала на подушке. Только что с извинениями – Простите, простите, простите! – вошла мисс Сноу и теперь приводила в порядок свое «приданое»: нижнее белье, платья цвета «пыли» и книги.

– По-моему, вам здесь ужасно неудобно, – не без ехидства заметила она. – Вы не находите, что в библиотеке работать гораздо удобнее?

Вива пыталась. Это было невозможно. Четыре пожилые мэмсахиб, пугающие ее своим раскатистым смехом и напористыми провинциальными голосами, повадились играть там в четыре руки в бридж, и тишина нарушалась возгласами «четверка пик», или «я ведь говорила, что вы хитрая птичка», или «а вот вам и туз».

Вчера, когда салон опустел (на палубе начались какие-то спортивные состязания) и Вива еще раз попыталась взяться за этюд номер шесть, вошел молодой стюард, вызывающе красивый в своей униформе «P&O» (Британского пароходства), заглянул ей через плечо, отчего ее щеки густо покраснели, и спросил заговорщицким шепотом:

– Много секретов написали, мадам?

Позже, слыша, как он так же развязно любезничал с Марлен и Сюзанной – те взвизгивали от смеха и что-то отвечали, – Вива подумала, что, будь она настоящей писательницей, возможно, она бы тоже попыталась узнать его получше. Может, позаигрывала немного, добилась бы его доверия и попросила бы рассказать о случаях недостойного поведения на борту парохода. То же самое касается и Фрэнка, помощника судового доктора, который, по ее наблюдениям, любил приударить за пассажирками. Ясно, что Тори и многие другие дамы на корабле были к нему неравнодушны. Вчера она наблюдала, как он шел по палубе, слегка кривоногий – этакий молодой петушок с горделивой походкой. И все дамы глядели ему вслед.

Открыто он не флиртовал – Тори объяснила им, что на «Императрице» это запрещено.

– Ему нельзя заговаривать с нами первым, но он может отвечать, если мы обратимся к нему, – сообщила она. Но ему и не надо было флиртовать, ведь даже Вива, глядевшая на него с недоверием, была вынуждена признать, что у него чудесная улыбка.

Она вставила в каретку новый листок бумаги и тихо застонала от разочарования. Стартовав с такого козыря, как «Рыболовецкая флотилия», она теперь твердо выбрала другой заголовок – «Сколько стоит муж?» – и внезапно поняла, что проклятый материал почти невозможно закончить. С каждым разом он казался ей все более глупым, и рыхлым, и даже фальшивым, если учесть, что Вива даже и не пыталась поговорить с женщинами, о которых писала. Пока не пыталась. Она представила, как небрежно подойдет к одной из молодых женщин, которых видела на танцах или на палубе за метанием колец, – таким как Марлен и Сюзанна с их ослепительными улыбками, или к одной из гувернанток, или даже к мисс Сноу. Возможно, пройдет с ними кружок по палубе, увлечет интересной беседой. Но пока что ей казалось абсолютной наглостью брать за пуговицу незнакомых женщин и задавать им нескромные вопросы об их жизни.

Пока что, если не считать вечерних биши с Розой и Тори, Вива не говорила по душам ни с кем, даже с мисс Сноу. Другие молодые пассажирки были с ней вежливыми, здоровались на пути в столовую, да и просто так, но она была всего лишь компаньонкой, поэтому они исключали ее из своего круга и ничем с ней не делились. Сидя в библиотеке или на палубе, она слышала обрывки их разговоров.

«Я велела маме вывернуть его и выбросить на траву… я буду охотиться на него в следующую зиму… о, конечно, она настоящая умница… такой славный человечек… костюм от Кристофера, буквально за полцены… конечно, мы их знаем, мы охотились там в прошлую зиму… мы пришли на их вечеринку, переодевшись в циркачей».

Их самоуверенные голоса и бесконечная смена нарядов заставляли ее иногда злиться на себя. Почему ее задевает, что с ней не хотят знаться люди, с которыми она все равно не хотела бы дружить? Это нелогично, нелепо!

Но былая неуверенность в себе давала знать, особенно когда не ладилась работа, и тогда Вива ощущала себя не самодостаточной и свободной творческой личностью, случайно выбравшей этот пароход, а скорее изгоем, падчерицей судьбы. Не исключено, что она останется одинокой на всю жизнь, ведь и в детстве из-за постоянных переездов родителей у нее не было друзей, но возможно и другое – что она сама себя убедила, будто выбирает одиночество, лампу во мраке, творчество, книги. Впрочем, ты не всегда вольна в своем выборе.

Она прогнала от себя мрачные мысли. Ей все больше и больше нравились Тори и Роза. Конечно, они молодые и глупенькие, но их ежевечерние биши были забавные. Вчера Тори завела граммофон, угостила ее мятным ликером и научила танцевать чарльстон.

Невозможно было не полюбить Розу, такую беленькую и очаровательную, добрую, готовую всегда улыбнуться и совершенно не сознающую, какая она красивая. Она из тех, кто ожидает счастья и, пожалуй, обычно его получает. Вива слышала, как Роза рассказывала группе пожилых леди про свою грядущую свадьбу. «Да, я в восторге! Это будет так замечательно! Мы устроим прием в яхт-клубе в Бомбее… Ах, как хорошо! Я слышала, что там очень мило… Я не совсем уверена насчет платья, но везу с собой мамину фату».

В Тилбери Вива наблюдала издалека, как она прощалась с родственниками и знакомыми, – все явно ее обожали. При виде такого единодушия Вива ощутила знакомую боль: все семейство, взаимосвязанный организм, подобный колонии муравьев, помогал своему младшему члену перейти из одной жизни в другую. Они поправляли на ней шляпку, жали ей руку; ее отец, худой, безупречно одетый пожилой мужчина, глядел на нее с тихим отчаянием.