Нильс Хаген - Охота на викинга

Риту воспитывала бабушка. И улица. По очереди. В результате воспитание вышло своеобразным. Ни два, ни полтора. Слишком воспитанная для дворовой оторвы, слишком отвязная для домашней плюшевой девочки.

Она была честна, умела дружить, в каких-то моментах казалась наивной. По советским меркам это считалось положительными качествами, по современным – скорее, непрактичными. Эту непрактичность Рита прекрасно восполняла иными чертами характера, более подходящими для современной жизни, в которой мечту о светлом будущем для всего человечества успешно заменила мечта о больших деньгах в своем кармане.

А вот привить ей любовь к малой родине бабушке не удалось. Родной город Рите не нравился с детства. Ее манили совсем иные горизонты. Родись она лет на пятнадцать раньше, возможно, так навсегда и осталась бы в Тогучине, с букварем впитав, с чего начинается родина. Но, на беду или к счастью, в школу Рита пошла тогда, когда про любовь к родине уже не пели и мечты сбежать туда, где лучше, не выглядели чем-то зазорным.

До определенного времени грезы эти она оставляла при себе.

Закончилась школа. Вика – младшая сестренка – все еще училась. Мама с отцом по-прежнему были заняты зарабатыванием на жизнь. Да и других забот у них хватало. Папа повадился ходить налево, загулял и был застукан на месте преступления. Скандал вышел грандиозным, семью залихорадило. И помимо материального обеспечения потомства перед предками замаячил вопрос построения личной жизни.

Будущее Риты повисло в воздухе. Сама она мечтала лишь о свободе. Полной, ото всего. От неуместной родительской опеки, от заболоченного образа жизни, от ненавистного Тогучина.

Других пожеланий у девушки не было, а имеющиеся выглядели весьма абстрактно.

Положение спасла бабушка. Именно она предложила отправить внучку поступать в Новосибирский педагогический. Спорить с необходимостью высшего образования Рита не стала. С коркой хоть специалиста, хоть бакалавра, хоть магистра шансы сбежать из родного болота возрастали. И девушка отправилась сдавать документы.

Поступила с первого раза. На дневной, на психологию. Без блата и денег. Бабушка расплакалась счастливыми слезами. Мама удивилась. Папа даже не заметил, он вил новое семейное гнездо на стороне. И Рита принялась точить зубы о гранит науки.

Впрочем, ни магистром, ни специалистом, ни даже бакалавром стать ей суждено не было.

Первые два года Рита училась на полную катушку, с увлечением и глубокой самоотдачей. На третьем курсе энтузиазма поубавилось, но вкладывалась она все еще по полной программе. Так продолжалось почти до самого конца года.

Проблемы возникли по профильному предмету. Преподаватель общей психологии Леонид Иванович, сухонький мужичок под пятьдесят с колючими глазами, взъелся на Риту едва ли не с первого дня и гнобил ее на каждом занятии.

В то время как от других сокурсников познания трудов Уотсона  [7] Джон Бродес Уотсон – американский психолог, основатель бихевиоризма. , Вертгеймера  [8] Макс Вертгеймер – один из основателей гештальт-психологии. , Фромма, Адлера с Юнгом и Фрейда с дочкой требовались в пределах статьи из учебника, от Риты ждали глубокого анализа первоисточников. Она считала, что к ней придираются. Кто-то сочувственно соглашался, кто-то нет. Преподаватель тем временем давал понять, что знания Риты его не удовлетворяют и делать с такими знаниями на психфаке нечего.

К концу года намеки на то, что такими темпами она предмет не сдаст, потеряли утонченность и вовсе перестали быть намеками.

– Что же делать? – спросила Рита.

– Может быть, вам имеет смысл позаниматься дополнительно? – предложил Леонид Иванович и пригласил студентку на факультатив.

Дополнительные занятия психолог назначил у себя дома. Рита не имела ничего против. В конце концов, это нужно ей, так что можно и прокатиться, куда скажут. И она дала согласие.

Первое занятие Леонид Иванович назначил на субботу. Рита поинтересовалась, не стеснит ли она домочадцев психолога, тот попросил не беспокоиться.

Девушку он встретил в махровом халате на голое тело, с улыбкой матерого ловеласа. В квартире, помимо психолога и застывшей в прихожей студентки, никого не было. Леонид Иванович с порога заговорил таким елейным голосом, что все сразу стало ясно-понятно, как божий день.

Рита к тому времени уже успела распрощаться с девственностью, причем достаточно давно, еще на первом курсе, и желания мужчин угадывать худо-бедно научилась. Но и торговать собственным телом охоты не имела.

От психолога она сбежала. У того были и основания, и возможность для того, чтобы раздавить строптивую девчонку окончательно, но вместо этого Леонид Иванович вдруг испугался: все претензии к студентке снял и проставил ей автоматом то, что грозился не поставить вовсе.

А может, и не испугался.

Рите впору было бы разутешиться, но радость так и не пришла. За спиной зашушукались о том, какими средствами симпатичные девочки становятся любимицами преподавателей. Этот шепоток она чувствовала постоянно. И самый лестный эпитет из тех, что слышала за глаза в свой адрес, был «шлюха».

Чертов психолог не смог поиметь ее физически, но поимел морально. Рита психанула, написала заявление и отчислилась из родного института, так и не закончив третий курс.

Новость о том, что Рита бросила институт, прогрохотала над развалившейся семьей горным камнепадом. Бабушка причитала и глотала корвалол лошадиными дозами. Мать под видом воспитательной работы закатила истерику, сделала безосновательный вывод, что причина отчисления в нежелании учиться. Во всем винила дочь, припомнив ей и прогулки с подружками, и встречи с мальчиками. Единственная, кто поддержал и понял Риту, была сестренка Вика, но проку от той поддержки было немного.

Несколько дней истерии закончились семейным советом. Позвонили отцу. Папе все было до лампочки, к тому времени он жил новой семьей, откупаясь алиментами, и в чужую жизнь впутываться не хотел.

На агрессивный выпад матери: «Это твоя дочь!» отец попросил к телефону Риту, поговорил с ней три минуты спокойно, выслушал историю и отнесся к ней рассудительно. Когда трубка вернулась в руки матери, он сказал лишь:

– Перестань верещать. Девочка большая, пусть сама решает.

И дал отбой. Мать взбеленилась еще сильнее. Мысль, что «большая девочка» способна что-то «решить сама», ни мамой, ни бабушкой даже не рассматривалась.

В итоге семейный совет постановил, что Рита идет работать по так и не полученной специальности, а на следующий год готовится и восстанавливается в институте.

Рите диктат к этому времени порядком надоел, и она уже дозрела до того, чтобы хлопнуть дверью. Вот только уходить оказалось некуда. Уйти к отцу было невозможно, а на личном фронте как раз в этот момент установился мертвый штиль. Оказаться на улице ей, понятное дело, не улыбалось. Пришлось стиснуть зубы и принять правила игры.