Кейт Сигел - Моя чокнутая еврейская мама

Когда наступил день фотосессии, мама с небывалым энтузиазмом разбудила меня в шесть утра:

– Просыпайся! Просыпайся! Просыпайся! Сегодня день восходящей рок-звезды!

Зараженная ее энтузиазмом, я откинула пуховое одеяло и потрусила к креслу, где мама разложила четыре отобранных для фотосессии наряда.

– По-моему, мне вполне удалось передать дух опасности. А как по-твоему, Кейт?

Один из нарядов представлял собой комбинезон на молнии «Джуси кутюр». Нет-нет! Маме явно не удалось передать дух опасности. Пришлось повозиться с волосами и макияжем, и к моменту выхода из дома я чувствовала себя хорошо, настолько хорошо, что готова была хоть сейчас предложить себя Брэду Питту в качестве третьей жены.

Мы встретились с фотографом на парковке у «Данкин донатс», направо от скоростной трассы I-10. Он был одет в аккуратно порванные джинсы, кожаный жилет прямо на голое тело, на обеих руках – браслеты из бус. Он стоял, картинно облокотившись на винтажный «форд-бронко». Волосы живописно зачесаны набок с помощью геля, которого вполне хватило бы для того, чтобы сохранить прическу на случай ядерного взрыва.

– Ой, а вот и он! Майкл, подъезжай сюда!

Папа, любезно согласившийся стать на весь день нашим водителем, припарковался рядом с «бронко».

Мама выскочила из машины, широко раскинув руки:

– Аттикус! Безумно рада знакомству! Мы ужасно взволнованы!

– Хорошо. А где Кейт?

– ДЕТЕНЫШ! Быстро сюда!

Она махнула мне рукой, чтобы я поспешила, и я, открыв заднюю дверь папиной машины, заковыляла к ним на высоченных каблуках, каких еще в жизни не носила. Аттикус тотчас же принялся щелкать камерой «Никон», болтавшейся в правой руке.

– Хм… Привет. Я – Кейт… Ой, вы что, уже снимаете? А я еще не готова. – Мне всегда хотелось посмотреть, как я получилась на тех первых фотографиях, ведь у меня на голове по-прежнему красовались мамины розовые термобигуди, поэтому, не сомневаюсь, выглядела я классно.

– Ты хочешь искусство или Бритни Спирс?

Если честно, я хотела Бритни Спирс, однако это был явно не тот ответ, который ожидал услышать Аттикус.

– Ой, нет! Просто я не поняла, что мы уже начинаем. И не подготовилась, то есть не улыбалась, не позировала и вообще.

– Искусство не нуждается в позировании. Хочу, чтобы ты была естественной. Хочу почувствовать твои эмоции!

– Возле «Данкин донатс»?

Аттикус тяжело вздохнул. Нет, я решительно не врубалась.

– Ладно, поехали на первое место для съемки. Я уже и так с ног валюсь. Всю ночь снимал в «Рокси». – Он направился к своему фургончику. – А вы, ребята, следуйте за мной на своем авто.

Мы с мамой снова сели к папе в «вольво», и мама с ходу на меня наехала:

– Кейт, кончай выпендриваться! Если он тебе говорит что-то сделать, просто делай – и все! Ты разве не слышала? Он проводил съемки в «Рокси»!! Ты должна произвести на него впечатление! – Мама явно купилась на его понты.

– Я просто не поняла, что мы уже начали! Прости! Когда мы приедем на место, я сделаю все, что он скажет!

Отец послушно следовал за фургончиком, минут пятнадцать вилявшим в потоке транспорта и только потом свернувшим в узкий пустынный переулок в центре Лос-Анджелеса. Наш караван подъехал к брошенному пикапу, ржавевшему рядом с пустыми складами напротив ветхих многоквартирных домов. Когда папа припарковался за Аттикусом, я повернулась к маме:

– Погоди-ка… неужели здесь? Это и есть место съемки?!

– Ой, да расслабься ты! Все в порядке. У меня с собой перцовый баллончик.

Мама выпрыгнула из машины и остановилась возле Аттикуса, который уже начал руками, очень показушно, выставлять кадр. Затем Аттикус распахнул дверь полуразвалившегося пикапа. На меня он даже не посмотрел.

– Ты. В пикап. Давай.

Я замялась, уставившись на ржавую груду металла. На приборной доске уже выросли какие-то растения, на переднем сиденье валялось несколько осколков разбитого ветрового стекла. А ГДЕ ВЕТРОДУВЫ? И ГРИМЕРЫ? Черт, знала бы раньше, запаслась бы освежителем воздуха! Я подняла глаза на маму:

– Хм, в этом пикапе? Тут как-то небезопасно, и вообще он насквозь проржавел…

Аттикус наградил меня таким презрительным взглядом, какого мне еще не доводилось видеть на человеческом лице.

– А что, какие-то проблемы? Ну, я не знаю. Я снимал топ-моделей, кучу звезд в местах куда похуже этого.

– Тебе уже сделали прививку от столбняка – живо залезай туда! – Свирепо зыркнув на меня, мама принялась счищать осколки стекла на пол.

Я оперативно проверила заднее сиденье на предмет трупов и, стараясь не порезаться о битое стекло, послушно села в пикап, а мама тем временем принялась возбужденно вкручивать Аттикусу насчет моей музыки:

– Ее песенное творчество – это что-то невероятное. Надо же, как забавно! У нас в машине как раз случайно оказался диск с ее песнями! Конечно, они еще сырые. Она просто записала их на ноутбуке, но вы определенно поймете, что у нее природный талант.

– Мне нужна тишина, когда я работаю, – поднял руку Аттикус.

Мама кивнула и прошептала:

– Ну, быть может, чуть позже!

Аттикус принялся щелкать камерой, а я напряженно сидела в пикапе, стараясь по возможности избегать биологических опасностей, грозящих со всех сторон.

– Нет. Не улыбайся. Нет! Почему ты смотришь в камеру? ПРОЧУВСТВУЙ ТО, ЧТО ТЕБЯ ОКРУЖАЕТ!

Я едва заметно округлила глаза, и мама наградила меня взглядом, способным запугать Теда Банди. Аттикус в отчаянии вскинул руки:

– Нет-нет, так дело не пойдет! Вы только посмотрите на нее! Она явно позирует!

Для начала, мне почему-то всегда казалось, будто позировать – именно то, что и должен делать человек, находясь перед камерой. Но, как это ни парадоксально, я вовсе не позировала! А просто старалась принять такое положение, чтобы осколок стекла не врезался мне в вену. Мама предприняла отчаянную попытку спасти ситуацию:

– А что, если попробовать сделать снимки прямо в переулке, чтобы Кейт немного подвигалась? Видите ли, она выглядит гораздо естественнее, когда ходит… или танцует.

Господь всемогущий, только избавь меня от танцев! Что-то подсказывало мне, что Аттикус вряд ли сможет оценить по достоинству мои нервные подергивания. Он безнадежно махнул рукой, давая понять, что согласен.

– А знаете что? Давайте поставим одну из ее песен, чтобы у нее была музыка для настроения.

– Отлично, попытка не пытка, – пожал плечами Аттикус.

– Майкл! Включи CD-плеер! Громко! – Мама, не оборачиваясь, дала команду папе, который сидел в машине и читал старый номер «Боат трейдер».

Ну вот, как говорится, приплыли: мы топтались посреди переулка самой опасной части центра Лос-Анджелеса под оглушающие звуки моих отстойных поп-песен, которые папа врубил на полную мощность. Аттикус снимал, а мама ела его глазами, пытаясь определить реакцию на мою музыку.