Элис Хоффман - Карибский брак

– Пойду-ка я домой вместе с Розалией, – сказала я Исааку.

Я вышла из-за стола и нашла Аарона в саду. Когда-то он был моим маленьким двоюродным братишкой, за которым надо было ухаживать, а теперь стал молодым красивым мужчиной. Он сыпал корм живущей в саду старой ящерице, к которой привязался еще мальчиком. Ему только что исполнилось двадцать лет. Многие девушки нашей конгрегации заглядывались на него, ему же не нужен был никто, кроме Жестины.

– Это меня надо было послать во Францию, – сказала я.

– Хорошо бы, если бы так было, – не хочу уезжать отсюда.

– Так давай вместо тебя поеду я! – вырвалось у меня.

– Не мне это решать, Рахиль. Даже своей жизни я не хозяин, а ты получишь то, что пожелаешь: когда-нибудь муж отвезет тебя в Париж.

– Мы собирались уехать туда с Жестиной, – холодно возразила я.

Это рассмешило Аарона.

– Ты считаешь себя очень умной, а на самом деле плохо соображаешь. Ты никогда не сможешь поехать туда с ней – точно так же, как мне никогда не разрешат на ней жениться. Ты что, действительно не понимаешь, что меня отсылают из-за нее?

Мне вдруг сделалось дурно. Возможно, погода была слишком жаркой. Оставив Аарона, я пошла по выложенной камнем дорожке между фруктовыми деревьями. Созревали бананы, к ним слетались осы, привлеченные клейкой сладостью на внутренней стороне листьев. В дом я решила не возвращаться, и меня вырвало среди кустов. Затем я села на траву. Из дома вышла Розалия, разыскивавшая меня. Увидев меня, она направилась к колодцу и принесла мне чашку воды.

– Вы должны понимать, что это значит, – сказала она.

И тут меня осенило. Я вспомнила ночи, проведенные с мужем, и первую мадам Пети, умершую от родильной горячки. И еще я подумала о своем кузене, который ни разу не бросил взгляд на карту Парижа, но будет скоро жить там и с тоской смотреть из окна на дождь.

– Говорят, если тебе стало плохо утром, то родится девочка, а если вечером – мальчик, – сказала Розалия. – У вас будет мальчик, это точно.

– Но я не хочу, чтобы кто-нибудь знал об этом, пока я не уверена.

– А я вот уверена.

– А я – нет.

Хорошо еще, что матери сегодня не понадобилось, чтобы Жестина прислуживала за обедом, и благодаря этому моя подруга не услышала горькую новость об Аароне. Я направилась в расположенную во дворе кухню, чтобы найти Адель. Она часто сидела рядом с розовым кустом, выписанным папой из Франции. Мама не любила розы, считая их слишком кричащими и безвкусными, и не ухаживала за кустом. Адель же, как я знала, тайно поливала его – может быть, назло моей матери. Когда я пришла на кухню, оказалось, что Адель в этот вечер не приходила. Вместо нее готовить обед наняли какую-то неизвестную мне женщину.

– Адель заболела? – спросила я. – А завтра она придет?

– Меня наняли для работы, и я ничего не знаю! – вскинула руки кухарка.

Я прошла в спальню, где спали дети, и легла рядом с ними. Закрыв глаза и слушая их дыхание, я немного успокоилась. Но вскоре заглянула Розалия – пора было идти домой. Взяв Ханну на руки, я пошла за Розалией по коридору. Мальчики, полусонные и разомлевшие от жары, еле тащились, прижимаясь к ней. Прощаясь с мамой, я спросила, где Адель.

– Не знаю, – пожала она плечами. – В доме ее нет.

Последовали несколько дней со шквальным ветром и дождем, как часто бывает в сентябре. Погода весь месяц была ужасной, а под конец налетел небывалый ураган. Муж ночевал в конторе, так как беспокоился о наших судах в море. Возможно, это было и к лучшему – я никак не могла простить ему, что он выступил против меня заодно с отцом. Пока его не было, я постаралась устроить детям как можно более веселую жизнь. Мы играли, прятались под кроватями и в шкафах, запускали птиц, сделанных из бумаги. У нас были длинные стручки с «пламенеющих» деревьев, высушенные нами на солнце, и мы дудели в них, используя вместо музыкальных инструментов. Я с удовольствием снова почувствовала себя ребенком, но долго пребывать в таком состоянии было нельзя. Ветер завывал, ставни на всех окнах приходилось держать запертыми. Впоследствии я взяла тетрадь с сочиненными мною историями и написала сказку про то, как ураган подхватил пасущихся на лугу коз и овец и перенес их на другой конец острова, где они продолжали жевать свой корм. А потом написала историю о женщине с Луны, которая пыталась туда вернуться, но ураганный ветер поднимал ее только до верхушек деревьев. Когда мы оказались в эпицентре урагана, наступила странная тишина, которая была даже страшнее, чем вой ветра. Мне пришло в голову, что, может быть, это Бог повис над нами и видит нашу любовь и наши страхи. Мы легли спать все вместе, включая Розалию. Взявшись за руки, мы читали свои молитвы, а она свои.

Когда буря немного утихла, в наш сад забрел потерявшийся маленький ослик. Он весь вымок и ревел, призывая свою маму.

– Посмотрите, кто явился к нам в гости! – воскликнула Розалия, выглянув из дверей на задний двор.

Шел дождь, и в саду образовались огромные глубокие лужи, целые пруды. В таких лужах невесть откуда появлялась, словно по волшебству, рыба. Самуил сначала испугался ослика и спрятался за мою юбку, но я объяснила ему, что это тоже ребенок, которого можно не бояться.

– Надо ему помочь, – сказала я Розалии.

Я держала Ханну, Самуил держался за мою юбку, а Розалия с Давидом ловили ослика с помощью веревки. Поймав его, мы предложили ему хлеба и молока в жестяной миске. Поначалу он нас опасался, но голод одержал верх, и он накинулся на еду с такой жадностью, что невозможно было удержаться от смеха. Самуил вскоре перестал его бояться и спросил, нельзя ли оставить ослика у нас. Он уже дал ему имя Жан-Франсуа, и тот, как ни странно, подходил к нам, когда мы произносили это имя. Но я, покачав головой, сказала Самуилу, что это дикий ослик, которому надо найти свою маму.

– Ну и что, что дикий? Он может быть как Гус.

Так звали пасшегося на свободе недалеко от нас козла, который время от времени покидал свое пастбище и терроризировал местных собак.

– Нет, – ответила я. – Некоторых животных нельзя держать дома.

Когда небо прояснилось и ослик насытился, мы отпустили его на свободу. Самуил так плакал, что Давид стал смеяться над ним, называя его малюткой, отчего Самуил расплакался еще больше. Укладывая его спать в этот вечер, я наврала ему, что видела ослика на дороге вместе с его матерью, так что все к лучшему. Тогда мальчик заснул, держа меня за руку. Я не хотела спать в супружеской постели и свернулась калачиком рядом с ним. Но поднявшийся вновь сильный ветер гремел на крыше, мешая мне уснуть. Очевидно, после свадьбы я стала другим человеком. Если прежде я не задумываясь рубила головы курам к праздничному столу, то теперь у меня наворачивались на глаза слезы, когда я думала об ослике, одиноко бродившем в непогоду. Возможно, я стала более чувствительной из-за того, что расстроились мои жизненные планы.