Кэмерон Хоули - Ураган в сердце

Где-то вдалеке кто-то тревожно вскрикнул. Какие-то фигуры, все в белом, зловеще искаженные в сиянии потрескавшегося света, бросились к нему, чтобы помешать вырваться. Единственная, кого он узнал, была Кэй, и это узнавание тут же отозвалось мрачным предчувствием: тому, что наяву, противостоял страх галлюцинации, ведь видел он ее не такой, какой она была теперь, а такой, какой была давным-давно, той ночью в Филадельфии.

Внезапно, будто по волшебству, туманная препона исчезла, сметенная с глаз долой мановением руки чародея. Джадд жадно хватил ртом воздуху, чтобы сделать исполненный признательности выдох, и быстро отыскал глазами лицо своего благодетеля. Теперь его было видно ясно, в таких отчетливых подробностях, что он понял: это больше не иллюзорные видения, хотя и не смог сразу разрешить загадку, несомненно, знакомого облика.

– Не волнуйтесь из-за этой кислородной палатки, мистер Уайлдер, – произнес мужчина в белом халате, голос которого звучал так же загадочно знакомо, как знакомым казалось и его лицо. – Просто мы решили устроить вас немного поудобнее, вот и все. Но если она вас беспокоит, мы от нее избавимся. – Мужчина улыбнулся. – На тот случай, если вы не припоминаете: я – доктор Карр.

И все вернулось, поток памяти, грозивший захлестнуть его. Но вот странно: не захлестнул, осталось лишь легкое ощущение неловкости из-за глупого страха.

– Кажется, я несколько не в себе.

– Разумеется, не в себе, – согласился доктор. – Это ощущение неясности, мистер Уайлдер. Теперь выслушайте меня. Это очень существенно для вашего понимания того, что ощущаемое вами не имеет ничего общего с вашим сердцем, совершенно ничего, ничего вовсе. Мы дали вам успокоительного, чтобы вы спали. Вот откуда у вас такое ощущение дурмана и слабости – это единственная причина. Целиком и полностью это результат воздействия лекарств, которые мы вам даем. Вы понимаете это?

Джадд кивнул, желая сказать еще что-нибудь, выразить признательность, поблагодарить доктора Карра за заботу о нем, но слова как-то не выговаривались, губы отказывались повиноваться мозгу, словно вовсе ему не принадлежали, попытка заговорить требовала невероятных усилий.

– Это мисс Харш, которая будет с вами сегодня, – услышал он слова врача и, сосредоточив все внимание, разглядел стоявшую рядом с доктором медсестру, ее фигуру с широкими бедрами, скрытую за пышной юбкой, сиявшую неясным пятном сквозь откинутый пластиковый покров. – И миссис Уэлч, разумеется, которая была с вами этой ночью.

Вторая медсестра стояла за стулом доктора, ее лицо виделось четко, и видеть его значило избавиться от иллюзии. Теперь он узнал: то было ее лицо, а не Кэй, что выплывало из ночного тумана и пропадало в нем. Припомнив, он спросил:

– Вы никаких сообщений не посылали на судно моей жене?

– Нет, пока нет. Но если хотите, чтобы мы…

– Нет! – восклицание вырвалось само собой, никак не связанное с мыслью. – Я выйду отсюда еще до… – До чего? – До… – Джадд вспомнил. – Еще до полудня. У меня встреча по конференции.

– Нет, встречи у вас не будет. – Доктор Карр улыбался, склонившись к нему. – Вы разве не помните, что я вам говорил вчера вечером, что мистер Крауч сказал, когда я ему позвонил?

Мистер Крауч, отчет акционерам, да, именно это и пытался вспомнить.

– Гранки! Он пришлет кого-нибудь?

– Обо всем этом уже позаботились, мистер Уайлдер. Мистер Крауч просил передать вам, чтобы вы ни о чем не беспокоились. Кто-нибудь заберет гранки.

– Отлично.

– И вам незачем отправляться в Сан-Франциско, – подытожил врач, в понимающей улыбке которого проглянула язвительность.

Сан-Франциско? Значит, это правда ему не во сне привиделось то совещание в лос-анджелесском «Балтморе».

Джадд закрыл глаза. Память сработала мгновенно, отчетливо и ясно, все теперь получило объяснение, даже это ощущение памятной тревоги. Он стоит на трибуне, и вдруг провал в сознании, никак не припомнит ни словечка из речи, той самой, которую он готовил день за днем, мотаясь по стране, слова и фразы которой так прочно засели в голове, что за день до этого, в Далласе, он даже не заглядывал в странички, где она была записана. И вот в Лос-Анджелесе, в городе с самым крупным в стране ковровым рынком, на виду у всех подрядчиков, сидевших в зале в ожидании, сознание его взбунтовалось, отказываясь снова воспроизвести слова из заученной речи.

Он тогда все же выкрутился. Плотину как-то прорвало, и слова стали приходить на память. И все тогда ему сошло с рук. Ни один человек не догадался, все подрядчики, подходившие к нему после выступления, уверяли, что лучшего совещания, устроенного производителем, они не помнят. Хью Иверсон заявил, что оно стало самым улетным зарядом, какой получала лос-анджелесская контора с тех пор, как он сделался региональным управляющим.

Потом, однако, уже на коктейле, снова случился провал: мозг его отказывался сопрягать имена с лицами, язык заплетался. Он слегка испугался поначалу, соображая, что такое могло случиться, зато теперь он понимал – просто устал, вот и все. Шестнадцать городов за двадцать три дня, слишком много совещаний, встреч, слишком много коктейлей, слишком много имен, чтобы их запомнить. Зато теперь с ним все в порядке. Всего-то ему и нужно было – немного отдохнуть.

Телефонный звонок. Да, прозвучал он как нельзя более удачно, позволив взять тайм-аут. Вообще-то звонили всего-навсего из гостиничной службы проведения мероприятий, чтобы сообщить ему, что все демонстрационные стенды уже упакованы и готовы к отправке, но он, охваченный отчаянным желанием вырваться, обратил телефонный разговор в требование немедленно отправиться в Сан-Франциско. Хью Иверсон охотно ему поверил. Высказанное им сожаление было не более чем представлением, какое устраивает любой региональный управляющий, чтобы скрыть облегчение, вызванное избавлением от необходимости ублажать важную шишку из головного офиса, в особенности тогда, когда кое-кто из лучших его клиентов слегка распоясался, грозя превратить вечер в настоящую субботнюю перебранку с мордобоем, вовсе не отвечающую репутации «Крауч карпет». Проложив путь к бегству, Джадд Уайлдер пустился по нему в слепой спешке: побросал вещи в сумку, расплатился за гостиницу, водителя такси понукал всю дорогу, пока тот его в аэропорт вез. На автостраде образовался колоссальный затор, и водитель поехал в объезд, завезя его в какой-то двухмерный мир, составленный из зданий, похожих на спичечные коробки, где лучи от фар с трудом пробивались сквозь плотный смог. Улица была, казалось, перепаханной, такси тряслось и прыгало как бешеное, пока наконец не угодило в выбоину, рухнуло в нее с металлическим лязгом и встало, жутко перекосившись: полетела ось переднего колеса. Водитель, изведя свой гнев всеми возможными ругательствами, предложил: