Кэмерон Хоули - Ураган в сердце

Сделав невероятное усилие, он повернулся, пытаясь сползти с камня. Получилось. Только теперь камень оказался на нем, безжалостно придавливал его, еще больше затруднив вторую попытку заговорить. Но, должно быть, ему это удалось, потому как теперь в ответ раздался фыркающий смешок и мужской голос:

– Ага, позвонить твоим дружкам из А.А [1] Организация «Анонимные алкоголики», помогающая желающим избавиться от пагубного пристрастия к спиртному. – Здесь и далее примечания переводчика . ., что ли?

И он услышал, как официантка сказала:

– Черт, у нас их тут в последнее время и без того больше чем грязи развелось.

Последняя пара ног отошла от стойки, и он увидел – в жутком отдалении – лицо толстяка, выпятив дрожавшее, будто студень, пузо, тот с любопытством разглядывал его. Пузо колыхнулось и пропало.

Потом он увидел белую в коричневых разводах и красных крапинах грязную форму официантки, руки которой с выкрашенными в пурпур ногтями прижимали юбку к ногам: ложная стыдливость, поразившая его своей нелепостью (он вспомнит про соблазн улыбнуться и тем убедить себя, что не чувствует никакой паники), – и снова попытался заговорить.

На секунду показалось, что она ему поможет, надежда улетучилась, едва он услышал ее речь:

– Эй, мистер, валили бы вы отсюда. У нас тут нельзя ничего такого.

– Позвоните… – начал он, а потом, смешавшись, старался вспомнить, кому он собирался звонить по телефону.

– Я не смогу никуда позвонить, мистер, – сказала официантка, причем на некрасивом ее лице если что и двигалось, то только подбородок. – Телефон-то у нас платный. У вас есть монетка?

Он попытался сесть, тужась под тяжестью камня и думая о бумажнике, который где-то внизу, под ним, а потом четко вспомнил, что пытался разменять деньги, и в руке у него зажата долларовая бумажка. Он нашел ее, смятую и намокшую. Но девушка уже пропала.

Дверь была открыта. Он чувствовал, как сквозняк выстуживает ручейки пота на шее. Официантка звала кого-то снаружи голосом, взлетавшим до надрывного вопля.

Послышались шаги: кто-то вошел.

– Не волнуйтесь, мисс, успокойтесь.

Он поднял взгляд на вопрошавшее лицо, казавшееся зловещим в тени широких полей шляпы полицейского штата. Теперь в нем шевельнулся страх: не от того, что с ним приключилось, а от того, что ему могут не поверить. Собрав все силы, какие смог, он выговорил:

– Я не пьян, – стараясь при этом отчаянно направлять слова вверх. Увы, они были столь невесомыми, что, казалось, застревали у него в горле, вызывая удушье.

Шляпа делалась все больше по мере приближения, лицо высвободилось из тени, показался громадный нос, который обнюхал его, издавая сопящие звуки.

Нос удалился.

– Не волнуйтесь, мистер, успокойтесь, – произнес полицейский обыденно заученную фразу, что, как ни странно, действовало ободряюще. – У вас случались с сердцем перебои?

Он отрицательно повел головой, пытаясь сказать, что знает, в чем проблема, всего лишь нелады с желудком. С его сердцем ничего не могло случиться, ведь оно у людей слева. Боль же была совсем не там, она сидела посредине груди.

Но шляпа пропала еще раньше, чем он смог хоть что-то выговорить. Желание спорить исчезло, выдавленное из сознания сокрушающей тяжестью.

Шляпа вернулась.

– Так, мистер, мы вам сейчас подпустим кислород, должно полегчать. Вреда вам никакого не будет.

Опустилась маска, закрывая ему рот и не давая возможности говорить.

Тут, должно быть, последовало явное притупление восприятия, хотя полностью сознания он не терял, по крайней мере, он на том настаивал. Он вспомнит, как полицейский попросил разрешения вынуть бумажник у него из кармана, даже припомнил, как забеспокоился, вдруг там не окажется водительских прав. Помнил он и то, как ему сказали, что «Скорую» вызвали, хотя не было ясного осознания, сколько времени прошло, пока та приехала, не сохранила память и четкого представления о том, как его переносили: помнил лишь, что ощутил холодные брызги дождя у себя на лице.

Полностью сознание прояснилось уже в мчащейся «Скорой». Впрочем, в пограничном состоянии трудно было избавиться от неразумия. Так, например, показалось, что он уже проехал большое расстояние (весь путь занял чуть менее трех миль [2] 1 миля равна примерно 1,6 километра. ) и что его увезли куда-то далеко-далеко. Мужчина в белом халате, сидевший рядом с ним, говорил по-английски, будто на иностранном языке, выученном от репетитора-британца. Что-то в его странном произношении было неуловимо знакомо, но тогда он так и не смог выковырять из памяти, какая тут связь.

Время от времени мужчина в белом халате напоминал ему, что нельзя разговаривать, двигаться и прилагать какие-либо усилия. В беспрестанных предостережениях не было необходимости. Он лишился воли, полностью уступал всему, что теперь казалось предопределенным и неизбежным. И никак не связывал это ощущение с иглой, которую ему ввели в руку.

Самым странным представлялось то (в чем он так и останется непоколебимо убежден), что не было в нем ни страха, ни паники. А вот что он и в самом деле чувствовал (во всяком случае, настолько, насколько позже смог описать), так это некую отстраненность, безучастность, словно бы разум его освободился от тела, а сам стал скорее наблюдателем, нежели участником. Чувство было настолько сильным и осязаемым, что он в какой-то странной отрешенности гадал, уж не признаки ли это приближающейся смерти.

От мысли этой он не открещивался. Напротив, она позволяла ему обдумать важное открытие: оказывается, смерть не похожа на нагоняющую ужас борьбу с волей к жизни, могучей битвой за то, чтобы удержаться до последнего жизненного вдоха. Не походила она, однако, вовсе и на погружение в сон.

– Боль стала не такой острой? – спросил чудной голос. – Пожалуйста, вам нельзя говорить, только кивните.

Он кивнул, дивясь тому, как бы это он смог заговорить, даже если бы захотел, с кислородной маской, плотно закрывавшей рот.

– Я хочу сейчас проверить сведения, полученные мною от офицера полиции, – сообщил голос. – Это для регистрации в приемном покое.

Скосив глаза, он увидел пару темнокожих рук, блокнот на алюминиевом планшете и шариковую ручку.

– Вы – мистер Уайлдер… мистер Джудд Уайлдер?

Проклюнулось было желание поправить: Джадд, а не Джудд, но озабоченность оказалась мимолетной, и он пренебрег ею, снова кивнул, видя теперь, что его водительские права торчат в зажиме планшета, так же как и удостоверение личности, извлеченное из затянутого прозрачным пластиком кармана бумажника.

– Ваш домашний адрес – Пенсильвания, Нью-Ольстер, Виксен-Лэйн, дом 1226?

Он потянулся к маске. Смуглая рука удержала его.