Джон Кутзее - Школьные дни Иисуса

– Я предпочитаю учиться дома, – сухо отвечает Давид.

Другая сестра меж тем наливает чай.

– Сахар нужно, Инес? – спрашивает она. Инес качает головой. – А вам, Симон?

– Это чай? – спрашивает мальчик. – Я не люблю чай.

– Не хочешь – не пей, – говорит сестра.

– Вам, наверное, любопытно, Инес, Симон, – говорит первая сестра, – зачем вас сюда пригласили. Ну, Роберта рассказывала о вашем сыне, о том, какой он умный мальчик, умный и общительный, как он впустую тратит время с детьми сборщиков, а должен бы учиться. Мы с сестрой обсудили это и думаем сделать вам предложение. А если вам любопытно, кстати, где наша третья сестра, поскольку я знаю, что мы известны всей округе как Три Сестры, скажу вам, что сеньора Альма, к сожалению, не расположена. Она страдает меланхолией, и сегодня как раз такой день, когда меланхолия взяла верх. Один из ее черных дней, как она их называет. Но она с нашим предложением полностью согласна.

Предложение же таково: мы запишем вашего сына в одну из частных академий в Эстрелле. Роберта немножко рассказала вам об Академиях, как я понимаю, – Пения и Танца. Мы рекомендовали бы Академию Танца. Мы знакомы с ее директором, сеньором Арройо, и с его женой – и можем за них поручиться. Помимо обучения танцам, они предлагают отличное общее образование. Мы с сестрой будем отвечать за оплату обучения вашего сына, пока он в Академии.

– Мне не нравится танцевать, – говорит Давид. – Я люблю петь.

Сестры переглядываются.

– У нас нет личных связей в Академии Пения, – говорит Валентина или Консуэло, – но, думаю, не ошибусь, если скажу, что они не предлагают общего образования. Их задача – учить на профессиональных певцов. Хочешь быть профессиональным певцом, Давид, когда вырастешь?

– Не знаю. Я пока не знаю, кем хочу быть.

– Ты не хочешь быть пожарным или машинистом, как другие мальчики?

– Нет. Я хотел быть спасателем, но мне не дали.

– Кто не дал?

– Симон.

– И почему же Симон против, чтобы ты был спасателем?

Он, Симон, говорит:

– Я не против, чтобы он был спасателем. Я не против никаких его планов и грез. Что до меня – его мать, возможно, думает иначе, – так пусть будет спасателем, или пожарником, или певцом, или человеком с луны, если ему так захочется. Я не управляю его жизнью – я даже не делаю вид, что даю ему советы. По правде сказать, он утомил нас своими капризами – и меня, и его мать. Он как бульдозер. Он нас раскатал. Мы раскатаны. Мы больше не противимся.

Инес смотрит на него потрясенно. Давид улыбается сам себе.

– Вот так откровение! – говорит Валентина. – Я таких не слыхала много лет. А ты, Консуэло?

– И я много, – говорит Консуэло. – Довольно сильно! Спасибо, Симон. Так что же вы скажете на наше предложение – отправить Давида в Академию Танца?

– Где эта Академия? – спрашивает Инес.

– В городе, в самом его центре, в том же здании, что и музей искусств. На ферме вы остаться не сможете, к сожалению. Это слишком далеко. Ездить будет для вас чересчур обременительно. Вам придется найти жилье в городе. Но вам на ферме все равно оставаться ни к чему – раз урожай уже собрали. Тут будет слишком одиноко, слишком скучно.

– Нам вовсе не скучно, – говорит он, Симон. – Напротив – нам превосходно. Нам здесь было прекрасно каждую минуту. Более того, мы договорились с Робертой, что я буду помогать по хозяйству, пока мы обитаем в казарме. Всегда найдется мелкая работа, даже не в сезон. Обрезка, например. Уборка.

Он смотрит на Роберту – ищет поддержки. Та упорно глядит в сторону.

– Под казармой вы имеете в виду общежитие, – говорит Валентина. – Общежития на зиму закроются, поэтому вам не удастся там остаться. Но Роберта может посоветовать, где искать жилье. А если ничего не получится, всегда есть Asistencia .

Инес встает. Он – следом за ней.

– Вы так и не ответили, – говорит Консуэло. – Вам нужно время обсудить? Как вам такая мысль, юноша? Разве не хочется в Академию Танца? Там будут другие дети.

– Я хочу остаться здесь, – говорит мальчик. – Я не люблю танцевать.

– К сожалению, – говорит сеньора Валентина, – здесь ты остаться не сможешь. Более того, поскольку ты очень мал и не знаешь мира, у тебя есть лишь предрассудки, ты не можешь принимать решения о своем будущем. Я считаю… – она протягивает руку, берет его за подбородок, поднимает ему голову так, чтобы он смотрел прямо на нее, – …что тебе надо дать твоим родителям, Инес и Симону, обсудить наше предложение, а затем подчиниться любому решению, которое они примут, в духе сыновнего послушания. Понял?

Давид ровно смотрит на нее.

– Что такое «сыновнее послушание»? – спрашивает он.

Фасад музея искусств, расположенного на северной стороне главной площади Эстреллы, украшают высокие колонны из песчаника. Он, Инес и мальчик попадают в здание, как и было велено, минуя главный вход, через узкую дверь, выходящую в переулок, над которой яркими золотыми буквами значится «Academia de la Danza» , и далее следуют по стрелке, указывающей на лестницу. Поднимаются на второй этаж, проходят через распашные двери и оказываются в просторной ярко освещенной студии, пустой, если не считать пианино в углу.

Входит женщина – высокая, стройная, облаченная с головы до пят в черное.

– Чем могу помочь? – спрашивает она.

– Мы бы хотели поговорить с кем-нибудь о записи моего сына, – говорит Инес.

– Записи вашего сына – куда?..

– Записи его в вашу Академию. Насколько я понимаю, сеньора Валентина разговаривала об этом с вашим директором. Моего сына зовут Давид. Она уверила нас, что дети, записанные к вам в Академию, получают и общее образование. В смысле, не только танцуют. – Она произносит слово «танцуют» с некоторым презрением. – Нас в первую очередь интересует общее образование, а танцы – не очень.

– Сеньора Валентина говорила нам о вашем сыне, все верно. Но я недвусмысленно дала ей понять и так же откровенно скажу вам, сеньора: это не обычная школа и не замена ей. Эта Академия занимается воспитанием души через музыку и танец. Если вашему сыну требуется обычное обучение, вам лучше воспользоваться услугами государственного образования.

«Воспитание души». Он касается руки Инес.

– Если позволите… – говорит он, обращаясь к бледной молодой женщине – столь бледной, что она кажется обескровленной, – alabastra приходит ему на ум, – но тем не менее красивой, поразительно красивой, и, возможно, это вызвало в Инес враждебность – красота, словно у статуи, ожившей и пробравшейся сюда из музея. – Если позволите… Мы в Эстрелле приезжие, новенькие. Мы работали на ферме у сеньоры Валентины и ее сестер временно, пока здесь не обосновались. Сестры любезно заинтересовались судьбой Давида и предложили финансовую помощь, чтобы он мог посещать вашу Академию. Академию они очень хвалят. Говорят, что вы знамениты образованием в целом, что ваш директор, сеньор Арройо, – почтенный работник образования. Можно ли нам добиться встречи с сеньором Арройо?