Кевин Уилсон - Ненависть и прочие семейные радости

Но Бастер ее уже не слышал, снова проваливаясь в некое тягучее подобие сна.

Когда он пробудился в следующий раз, возле его постели сидела прекрасная незнакомка. Лицо ее излучало теплоту и уверенность, словно она ожидала, что он в любой момент проснется.

– Привет, Бастер, – улыбнулась она.

– Привет, – еле слышно произнес он.

Он почувствовал, что ему надо помочиться, и едва это ощущение появилось, как тут же само собою и прошло.

– Я – доктор Оллаполли, – представилась она.

– А я – Бастер, – отозвался он, хотя, понятно, это и так было ей известно.

Бастер был не прочь, если бы кто впрыснул ему, что ли, хоть небольшую дозу морфия. Она – красива и деятельна, а он – обдолбан лекарствами и, похоже, изувечен. Сквозь заволакивающий мысли туман он подумал: «Да, дело дрянь».

– Бастер, вы помните, что произошло? – спросила женщина.

Он ненадолго задумался и наконец ответил:

– Картофельная пушка?

– Да, вам случайно выстрелили в лицо из картофельной пушки, – подтвердила доктор.

– Я неуязвим.

Она невесело усмехнулась.

– Что ж, рада это слышать, Бастер, но это не такое уж верное утверждение. Хотя вы везунчик – этого я отрицать не стану.

И доктор Оллаполли пустилась перечислять подробности его плачевного состояния. Он, дескать, перенес тяжелую челюстно-лицевую травму. Начать с того, что у него был обширный отек мягких тканей лица, преимущественно с правой стороны, куда, если правильно уяснил Бастер, как раз и угодило картошкой. Еще он получил звездообразное («прямо звезда», – тут же подумалось Бастеру) рассечение верхней губы. Еще потерял правый верхний клык. Еще перенес множественный перелом костей лицевого скелета с правой стороны, включая верхнюю стенку глазницы. Но была и хорошая новость: несмотря на то что под глазом у него синел приличный бланш, зрение его, как уверила доктор, ничуть не пострадало.

– Хорошо, – выдохнул Бастер.

– У вас теперь останется шрам на губе.

– «Звездообразный», – процитировал он, отчаянно желая ей угодить.

– Именно звездообразный, – без тени улыбки повторила она.

– Трудно произносится.

– У вас же не хватает зуба.

– Ясно.

– После операции по стабилизации переломов потребуется некоторое время на восстановление, прежде чем ваше лицо полностью заживет.

– Вы спасли мне жизнь, – произнес Бастер.

– Я вас подлатала. Только и всего.

– Я люблю вас.

– Вот и чудно, мистер Фэнг.

Прежде чем покинуть палату, женщина ему улыбнулась с великой задушевностью, и Бастер подумал, что, пожалуй, все доктора должны так улыбаться своим подопечным, если желают их скорейшего выздоровления.

Если верить дотошной дамочке из финансовой службы, пробравшейся к нему однажды утром в палату и просветившей его насчет денежной стороны дела, Бастер задолжал клинике за медицинские услуги где-то в районе двадцати тысяч долларов. Имеется ли у него страховка? Нет, не имеется. Тогда дело принимает немного щекотливый оборот. Не желает ли он составить график оплаты услуг? Бастер такого желания не проявил. Он сделал вид, что снова провалился в сон, и подождал, пока дамочка уйдет из его палаты.

Двадцать тысяч долларов?! Пол-лица за двадцать штук?! Да за такие деньги он хотел бы себе бионический глаз плюс рентгеновское зрение! Господи, да хоть бы восстановили за эту сумму потерянный зуб – он и тому был бы рад.

Бастеру явилась было мысль выпрыгнуть из окна да сдернуть, однако на тот момент он засыпал уже по-настоящему, не имея больше надобности притворяться.

На третий день выздоровления – за день до намеченной выписки – в палате у Бастера нарисовался Джозеф, который привез из отеля его багаж.

– Привет, солдат, – поздоровался Бастер, на что Джозеф густо покраснел и заметно напрягся.

– Привет, Бастер, – отозвался тот наконец, непроизвольно содрогнувшись, что Бастер отнес на собственное покореженное и распухшее лицо.

– Хорошо ж ты меня снял! – сказал Бастер и даже попытался улыбнуться, однако это выражение лица пока что было за пределами его возможностей.

Джозеф, уставившись в пол, ничего не ответил.

– Шучу! – фыркнул Бастер. – Ты тут не виноват.

– Лучше б я умер, – буркнул Джозеф.

Он оттащил багаж в угол палаты, робко сел на чемодан напротив того стула, что стоял возле койки Бастера, и, уткнувшись локтями в колени, подпер лицо ладонями. Своим видом он напоминал надвигающуюся бурю, готовую разразиться шипением и воем.

– Правда – вот как перед богом! – лучше бы я умер, – повторил Джозеф.

– Но мне-то уже лучше, – пожал плечами Бастер. – Так что невелика беда.

– Ты лицо свое видел, Бастер?

Лица Бастер не видел, изо всех сил стараясь не заглядывать в зеркала, как специально развешанные по палате и над раковиной в туалете.

– Завтра меня собираются выпустить, – сменил он тему. – Вот только не знаю, то ли потому выписывают, что мне уже лучше, то ли потому, что я совсем без денег.

Джозеф в ответ промолчал, явно избегая встречаться взглядом с окривевшим на один глаз Бастером.

Тот дотянулся до пластикового поильника с водой и сделал несколько неловких глотков, большей частью набрызгав себе на рубашку.

– А где остальные ребята? – поинтересовался он.

– Они не могут прийти, – ответил Джозеф. – Мне тоже не следовало бы здесь быть, но мне хотелось сказать тебе, что я очень, очень сожалею о случившемся, к тому же я хотел принести твои вещи из отеля.

– А почему тебе не следовало бы здесь быть? – озадаченно спросил Бастер. – Здесь что, есть какие-то впускные часы?

– Да видишь ли, мои родители проконсультировались с адвокатом, и тот сказал, что мне больше не следует с тобою контактировать.

– Почему?

– На случай, если ты подашь на нас в суд, – уже чуть не плача объяснил Джозеф.

– Да я вовсе не собираюсь подавать на вас в суд.

– Я им так и сказал! – надтреснутым голосом, прерывисто дыша, ответил Джозеф. – Но они говорят, что теперь наши отношения носят… как это… «состязательный характер», и коль скоро ты можешь на законных основаниях подать против нас иск, то мне не следует с тобой общаться.

– Но ты все равно сюда пришел.

– Знаешь, даже при всей той свистопляске, что у нас случилась, – сказал Джозеф, улыбнувшись впервые с того момента, как вошел в палату к Бастеру, – я все равно ужасно рад, что мы друг друга встретили.

И Бастер – который только что попал на двадцать штук, которому, можно сказать, собрали по косточкам физиономию, и заживать ей еще было да заживать, – в ответ ему согласно покивал.

Он покинул больницу, имея при себе несколько фотокопий, подтверждающих его медицинское состояние, несколько платежных требований и пластиковый поильник.

Пока Бастер ждал такси, до него вдруг дошло, что он, собственно, толком и не знает, куда теперь податься и, что на данный момент более актуально, как туда доехать. Не зная точно, насколько затянется его рабочая поездка, билета на обратный рейс Бастер так и не купил. Кредитку же свою он успел выскрести под ноль. Он прикинул варианты не столь приятных способов путешествия, как самолет, и к тому моменту, как подъехало такси, уже знал, как поступить.