Кевин Уилсон - Ненависть и прочие семейные радости

Кивнув, Бастер написал: «Апирация».

Но миссис Фэнг замотала головой:

– Все же предполагается, что они бесталанны, а не безграмотны. Бастер, ты знаешь, как пишется слово «операция»?

Мальчик кивнул.

– Ладно, пусть будет написано правильно, – согласился мистер Фэнг и выдал ему чистую картонку.

Закончив объявление, Бастер воздел перед родителями картонку для проверки.

– Ох, бог ты мой, – прыснул мистер Фэнг. – Это уже едва не перебор.

Миссис Фэнг рассмеялась и кивнула:

– Ага, едва.

– Перебор чего? – в искреннем недоумении воскликнул Бастер, но родители вдруг так безудержно расхохотались, что и не слышали вопроса.

– Это наша новая песня, которую мы только что сочинили, – объяснила Анни собравшейся перед ними аудитории, которая на удивление с начала их концерта заметно увеличилась. Они уже спели шесть песен – одна мрачнее и тоскливее другой, – причем играли настолько неумело, что со стороны казалось, дети здесь не песни исполняют перед публикой, а разражаются капризным буйным гневом.

– Для нас ценна любая мелочь, что вы пожертвуете для нашего любимого песика, мистера Корнелиуса. Благослови вас бог!

С этими словами Бастер взялся что есть силы молотить палочками по тарелкам хай-хета: «та-ти-та-ти-та!» – а его сестра принялась дергать за струну, другой рукой водя пальцем вверх и вниз по грифу, отчего гитара издавала заунывный вой, то и дело менявшийся тонально, но не терявший своей скорбной сути.

– Не ешь, не ешь той кости! – звонким йодлем заголосила Анни.

– Не ешь, не ешь той кости, – уныло повторил за ней брат.

Анни поглядела в толпу, однако не нашла в ней родителей – вокруг были лишь чужие, сочувственно роняющие слезы лица людей, которые не могли просто взять да отойти от двух таких искренних и печальных ангелочков.

– Она тебя погубит! – отчаянно пропела девочка.

Бастер угрюмым эхом повторил за ней строку.

– Не ешь, не ешь той кости!

И не успел брат повторить эти слова, как из толпы раздался громкий отцовский голос:

– Это ж вообще невыносимо!

Толпа всколыхнулась резким вздохом, как будто кто-то в самой толчее бухнулся в обморок. Однако Анни с Бастером продолжили играть как ни в чем не бывало.

– Лечить тебя кто будет? – заголосила дальше девочка.

– Народ, я что, не прав? – вопросил отец. – Это же ужас что такое!

Стоявшая в переднем ряду женщина обернулась и зашипела на него:

– Тише вы! Просто помолчите!

В этот момент с противоположной стороны донесся голос матери:

– Да он прав! Эти дети – сущий ужас. Брысь отсюда! Научитесь сперва играть на своих инструментах! Кыш!

Анни принялась громко плакать, а Бастер с таким старанием стал хмуриться и дуться, что у него аж заныло все лицо. И хотя они вполне были готовы к тому, что родители так себя поведут – в этом-то и крылась самая суть нынешнего перформанса, – все ж таки в этот момент детям почти не пришлось притворяться, изображая обиду и замешательство.

– Да заткнетесь наконец вы, черт возьми?! – выкрикнул кто-то в толпе, хотя было не очень понятно, относится это к испортившим концерт крикунам или к самим детям.

– Играйте дальше, детки, – сказал кто-то.

– Не бросайте свою работу, – призвал их чей-то голос, явно не родительский, и это, в свою очередь, вызвало у слушателей новые выкрики поддержки.

К тому моменту, как Анни с Бастером закончили песню, толпа разделилась на две почти равные фракции: тех, что хотели непременно спасти мистера Корнелиуса, и тех, что оказались полными и законченными негодяями. Мистер и миссис Фэнг еще накануне предупредили детей, что такое наверняка и случится.

– Даже самые несносные подонки несколько минут могут побыть вполне приятными, любезными людьми, – объяснял им отец. – Но пройдет чуть больше времени – и они снова превратятся в тех мерзавцев, каковыми и являются на самом деле.

Поскольку собравшийся вокруг них народ продолжал кипеть и спорить, а сет-лист их выступления оказался исчерпан, Анни с Бастером разревелись как можно громче, яростно колотя по своим инструментам, да так, что у Анниной гитары лопнули две струны, а Бастер опрокинул установку с тарелками и стал со злостью пинать ее левой ногой. В сторону брата с сестрой одна за другой летели монеты, усеивая пол возле их ног, причем было совсем неясно, бросают их дружелюбные к маленьким музыкантам люди или же ярые ненавистники.

Наконец мистер Фэнг вскричал:

– Да хоть бы сдохла ваша псина!

И тогда Анни, не задумываясь, ухватила свой инструмент за гриф и что есть силы ударила о землю – гитара разлетелась вдрызг, осыпав толпу щепками. Бастер, понимая, что импровизация продолжается, поднял над головой малый барабан и принялся бить им по бас-барабану. Потом, оставив учиненный вокруг беспорядок, Анни с Бастером рванули наутек через парковый газон, резко шарахаясь из стороны в сторону, чтобы сбежать от любого, ежели кто вдруг бросится за ними вдогонку.

Домчавшись до скульптуры в виде ракушки, дети забрались внутрь и стали тихо ждать, пока вернутся родители.

– Надо было нам забрать деньги, – пробурчал Бастер.

– Да, мы их честно заработали, – согласилась Анни.

Брат вытянул из ее волос щепку от гитары, и до прибытия родителей они больше не проронили ни слова. Отец вернулся с недобро зыркающим, оплывшим глазом, разбитые очки с мини-камерой свисали возле головы.

– Это было потрясающе! – восхитилась мать.

– Камера вот только разбилась, – добавил отец. Пострадавший глаз настолько отек, что едва мог открыться. – Так что в записи ничего нет.

Но его жена лишь отмахнулась, слишком радостная и счастливая, чтобы из-за такого переживать:

– Это же предназначалось лишь нам четверым!

Анни с Бастером не торопясь выбрались из ракушки и двинулись вслед за родителями в сторону поджидавшего их минивэна.

– А вы вдвоем были просто невероятно ужасны, – произнесла мать. Внезапно остановившись, она опустилась возле детей на колени и поцеловала каждого в лоб.

Мистер Фэнг кивнул и мягко положил ладони им на макушки:

– Вы и впрямь были ужасны.

И дети, сами того не желая, заулыбались.

Пусть от сегодняшнего «события» не останется ничего, кроме того, что будет жить в их памяти и в памяти тех нескольких изумленных прохожих. Это вполне даже устраивало Анни с Бастером.

Взявшись за руки, семейство зашагало к солнцу – в сторону вовсю разливающегося из-за горизонта закатного зарева, – весело и почти в унисон распевая:

Бастер стоял, поеживаясь, на поле в штате Небраска: ветер дул настолько ледяной, что в руках едва не замерзало пиво. Вокруг него скучковались четверо бывших солдат, всего год назад вернувшихся из Ирака, – молодые и на удивление веселые ребята, чья беспримерная отвага была исчерпывающе доказана в многочисленных военных рейдах по Ближнему Востоку. Рядом на листах полиэтилена были разложены до смешного громоздкие, похожие на пушки, ружья, грозным своим видом как будто претендующие на исключительную всеразрушительность.