Михаил Блехман - Небеса в единственном числе

Зачем защищать банальность? Она сама постоит за себя, защитится от кого и чего хочешь – ст оит только захотеть. Мне, правда, не хотелось – особенно после встречи с Аней.

Я посмотрел на себя в зеркало и расхохотался так, что оно чуть не треснуло изнутри. Часы временно остановились, посмотрели на меня, хохочущего с обеих сторон зеркала, и поспешили вперёд, навёрстывая упущенное.

Животных положено любить. Улыбаться и восхищённо млеть при виде выгуливаемой собаки, чувствовать и выказывать доходящее до подобострастия умиление. Помнится, один из моих не совсем состоявшихся поклонников твёрдо сказал:

– Кто не любит животных, тот не любит людей.

Пришлось частично согласиться и полюбить вместо него другого кандидата – правда, всё же человека. Он, разумеется, так же спокойно не любил животных, как и я. С ним я тоже рассталась, но по другой причине, сейчас уже не помню, по какой. Ах да, вспомнила: он был недоволен тем, что я довольна жизнью в большей степени, чем недовольна. Недовольство жизнью я не люблю примерно так же, как животных.

Как говаривала Римка, я себялюб, но не собалюб. Не знаю, правда, как это в женском роде.

На воскресенье у меня было запланировано повести Даню в цирк. Он никогда ещё не видел тигров, разве что в зоопарке и в «Полосатом рейсе». Но в зоопарке тигр – это одно название, от него только запах и остался. Я, конечно, восхищалась вместе с Даней и восклицала «Ух ты же ж!», хотя тигры в клетке – чем они реальнее медведей на бывших конфетах? В «Полосатом рейсе» намного лучше, но живые тигры для Дани были бы не то что кино, пусть и такое классное.

Я пришла с работы – вернее, с очередного собрания и работы. В почтовом ящике журналов сегодня не было. Радость каждый день – это счастье, а до счастья ли в переходный период? Хотя, думаю, толстые журналы расходились бы, даже если бы их печатали, как обычные газеты или, скажем, «Аргументы и факты». Из «Известий» Саша уже в ырезал групповое фото очередных реабилитированных и с Даней наклеивал его в самодельный альбом «Они сражались за Родину».

«Что, и Гришка-разбойник сражался? – чуть было не ляпнула я при ребёнке. – И подельник его Лёвка-псевдоинтеллигент?» Не при ребёнке – ляпала, не скрою. Да и скроешь ли?

Поцеловала Даню – мы с ним вышли из дома на соседнюю с галереей улицу. Солнце как раз медленно садилось за горы, так медленно, словно у него больная поясница и сесть поэтому – проблема. Пошли, никуда не спеша, мимо музея. Грин – не мой писатель, но музей писателя – это, как говорила Раиса Васильевна, в невольном переводе на русский, – нетривиальная идея. Поднялись к Главпочтамту.

Кому бы отправить телеграмму или лучше открытку? Телеграммы я люблю меньше: в них нет предлогов, а как обойтись без предлога?

Например, как без предлога зайдёшь в гости, пусть даже к друзьям? Ну, к Светке ещё куда ни шло, пятьдесят на пятьдесят. А Римка, если без повода, обязательно окажется занята личной жизнью. Да и я тоже: если ко мне когда без предлога, то мало ли.

Хотя к Светке сейчас более чем проблематично… Даже не успели выпустить с нею первый номер нашего журнала, как она слиняла. Хорошо хоть фамилию не сменила, а то была бы сейчас… никак не запомню альтернативу. Что-то розовое – то ли поле, то ли куст. Сашин, кстати, знакомый, только не историк, а программист. Судя по всему, в Бостоне с программистами напряжёнка. Они, правда, потом переехали в Канаду. Тамара Тимофеевна и у Ефим Ильич уехали раньше: всё-таки Тамара Тимофеевна на своём настояла.

– Мама, твоя любимая песня! – обрадовался Даня и дёрнул меня за ручку новой сумки, белой с чёрным узором. Он сам её выбрал, и я её себе купила как подарок от Дани.

Надо же – я сама не расслышала: человек возле Главпочтамта, лица не разобрать, пел «Миледи д’Арбанвиль». Я подошла, соблюдая дистанцию, и он специально для меня повторил первый куплет, с немного непонятным последним словом – на слух не всегда всё понятно. Впрочем, разве в том, чт олюбишь, может быть понятно всё?.. Раиса Васильевна на это сказала бы: «Товарищ Южина, не ищите оправданий. Лучше используйте свои умственные способности». Я говорю «немного», потому что всё равно ведь понятно. Мой любимый непереводимый писатель сказал бы: «Самое непонятное – это то, чт о, кажется вполне понятным. Зато самое вроде бы непонятное на поверку оказывается проще пареной репы». Перевод несуществующего афоризма вольный, то есть мой.

Соверена в моей коллекции не нашлось, да и откуда у меня соверен? Зато был пенс – один пенни с портретом короля – кажется, Эдуарда – нет, Георга, вместо орла, и владычицей морей вместо решки. Я из чувства противоречия – Светкина школа! – бросила пенс в пустую картонную коробку, и он звякнул, как будто там было полно золотых монет с моей любимой королевой. Она была совсем молодой, ещё не располнела и улыбалась в меру свысока, словно вспомнила детство, когда как-то раз назидательно сказала единственной и потому лучшей подружке: «Я тебя могу называть «Джейн», а ты меня «Викторией» – нет».

Римка затянулась бы неизвестно откуда взявшимся «БТ» – мало ли что она расскажет нам со Светкой – и заметила бы, улыбнувшись в викторианском стиле:

«А для меня, Южина, ты как была Анькой, так Анькой и помрёшь. Не говоря уже о тебе, Гельфанд».

«Почему это обо мне – не говоря?» – уточнила бы Светка, нестандартно погасив окурок в стандартной пепельнице.

«Потому что о тебе нельзя всуе!» – поддержала бы я Светку. Кому как не нам поддержать её? Не комсомольскому же собранию факультета.

– Пойдём, Даня, тигры нас ждут! – поторопила я Даню, чтобы он оторвался от альбома со сражавшимися за Родину, поцеловала, как обычно, Сашу, и мы с Даней поехали в цирк. Чуть не опоздали: по воскресеньям наша четвёрка ходит на слабую «троечку».

Тигры были настоящими, Даня впал в восторг. Но если воспользоваться советом Раисы Васильевны, то перестаёшь видеть разницу между цирком и зоопарком: и там клетка и, в сущности, тут.

В клетке же главное не прутья, да в большинстве клеток – прутьев, собственно, и нет. И чем дольше смотришь на тигра, который подчиняется хлысту хозяина, тем больше чувствуешь себя тигром на арене, ожидающим хлыста и посматривающим искоса на зрительницу с ребёнком, не любящую животных вместо того, чтобы не любить дрессировщиков.

Это у Светки любимый рассказ, только там не тигр, а крохотная рыбёшка алкосотль, но какая, скажите на милость, разница?

Зато Даня был доволен, и мы с ним восхищённо проболтали всю обратную дорогу в уже пустой четвёрке. И всё выясняли, почему тигры не плавали, хотя, судя по «Полосатому рейсу», плавают они здорово.