Дженнифер Уорф - Вызовите акушерку. Тени Ист-Энда

– Ладно, беру его. Ежели не справится, на следующей неделе верну.

Не успел Фрэнк сказать и слова, как с него стащили форму и натянули дурно сидящую уличную одежду. Тип взял его за руку, и они вышли на улицу.

Торговец одевался броско. Серо-бурые рабочие вещи были не для него. Он носил зелёные парусиновые штаны и ярко-синюю рубашку. На ботинках у него были огромные банты вместо скромных шнурков, а на горло он повязывал красно-синий шёлковый платок. На голове у него красовалась не банальная английская шляпа, не обычный французский беретик – хотя нечто французское в этом головном уборе чувствовалось. Это был огромный берет из наилучшего бархата, а цвет его, не то синий, не то зелёный, менялся и играл в зависимости от освещения и движения хозяина. Он почитал себя настоящим щёголем, и его мадам безмерно его обожала.

Мужчина оглядел Фрэнка, и честолюбие подсказало ему, что подобное соседство будет бросать тень на его сияющий облик.

– В нашем деле надо выглядеть соответствующе, малец. Нельзя ходить в таком рубище. Леди это не по нраву. А они нам всю кассу делают, ясно? Так что дамам надо угождать. Это первое правило. Пойдём-ка прикупим тебе какой новой одёжки.

В таком виде ты мне всё погубишь. Все леди поразбегутся. Есть тут один еврейчик, он тебе справит костюмчик в лучшем виде.

Когда Тип начал говорить, голос его казался низким, но под конец слова́ звучали визгливо и скрипуче. Увидев, с каким удивлением слушает его Фрэнк, торговец пояснил:

– Это всё горло. Поизносилось с годами от крика. Так хорошего торговца и узнаёшь, а я один из лучших. Горло не выдерживает. За этим мне мальчонка и нужен, чтоб зазывать, ну и для других дел, которых тут масса. Давай-ка послушаем тебя. Видишь того ребятёнка, что в луже играет? А ну-ка крикни ему что есть мочи: «Эй, малец, мамка идёт!»

Фрэнк, воодушевившись, завопил изо всех сил. Паренёк подпрыгнул и бросился наутёк. Фрэнк расхохотался и схватил Типа за руку.

– Что надо, – заявил Тип. – Ну что, ежели ты и остальному научишься так же быстро, мы с тобой прославимся. Пойдём-ка теперь ко мне домой, и моя мадам – её Куколкой звать – редкой души женщина, но не терпит, чтобы ей дерзили всякие, так что и не вздумай.

Тип в задумчивости потёр подбородок и добавил вполголоса:

– И лучше б тебе её не злить, точно тебе говорю.

По тёмной и вонючей лестнице они взобрались на четвёртый этаж. Их встретила пышная женщина в красной юбке с грязным обтрёпанным подолом и лиловой, глухо застёгнутой блузе – огромная грудь рвалась наружу, взывая о помощи. Талию украшал пояс из агатовых бусин, по плечам рассыпались тяжёлые чёрные волосы. Зубы у неё тоже были чёрные, словно выкрашенные в тон наряду. Оглядев их, она воскликнула:

– Этот, что ли, из работного дома? Господи, ну и худышка! – Она прижала голову Фрэнка к груди. Это оказалось довольно приятно, хотя запах у неё мог бы быть и посвежее. – Надо бы ему пирожка выдать, а, Тип?

Куколка завязала волосы в роскошный узел (Фрэнк заворожённо наблюдал за процессом) и воткнула в него несколько шпилек. У одной на конце была птичка – эта шпилька украсила макушку.

– Так-то, малец, – сказала она и подмигнула, после чего наклонилась к Фрэнку. – Хороший мальчуган, но до чего ж тощий. Сердце кровью обливается на них смотреть. Как тебя звать-то?

Давай-ка поедим, а?

Время было к семи, на улицах сновали люди. Фрэнк в течение нескольких лет почти не выходил из работного дома, разве только чтобы шеренгой дойти до школы. Любопытство снедало его, и желание помедлить, осмотреться не давало покоя. Тут ссорилась какая-то семья, и мужчина с женщиной пылко угрожали друг другу; там дама набирала воду из колонки, а вокруг стояла толпа в ожидании своей очереди и сплетничала. Фрэнк уже несколько лет не видел женщин и теперь не мог отвести от них взгляда, пока вдруг не понял, что Тип и Куколка уже скрылись вдали. Пришлось броситься за ними следом. Они двигались неторопливо, здороваясь со знакомыми, подшучивая над детьми. Тип трепал щёчки юным девушкам, Куколка кричала что-то приятелям. Оба они были одеты куда ярче окружающих, и Фрэнк втайне гордился, что идёт с ними, хотя они даже не оглянулись, чтобы проверить, где он.

Они вошли в пивную – высокие потолки, голые стены, деревянный пол. В углу рядом со стойкой на возвышении стояло пианино. Народу было немного, и Тип с Куколкой тут, казалось, всех знали. Фрэнк слушал во все уши. Вот это высшее общество!

– Что, хочешь рушку випа [кружку пива] пропустить?

– Ну так, я нынче такой куш сорвал. Но ты зырь-ка! Это кто?

– Воненький [новенький] мой. Дай-ка ему випа с довой [пива с водой].

Фрэнк взял протянутый стакан и стал пить из него в полном недоумении. Разговор продолжался.

– Да Джеку поднавалило [не повезло]. Да и липу [фальшивые деньги] подложили. Самрудак [сам дурак].

– Да он, небось, не похырсал [не просыхал].

– Да просто поднавалило.

В те дни торговцы говорили между собой на своеобразном жаргоне, переставляя слоги и добавляя выдуманные словечки. Со стороны их понять было невозможно. Так продолжалось вплоть до второй половины ХХ века.

Фрэнк с удовольствием наблюдал за этими большими, уверенными в себе мужчинами, но никто из них не был и вполовину так же великолепен, как Тип, и в его юном сердце появились первые зачатки обожания.

Мальчик попивал своё пиво. Никто не обращал на него внимания. Он был голоден, но Куколка заигрывала с мужиком, чья растительность на лице напоминала усы моржа, и явно забыла про обещанный пирог.

Посетителей всё прибавлялось. Кто-то достал карты, и мужчины занялись серьёзным делом – игрой. Группа мальчиков в углу была увлечена напёрстками. Заиграл тапёр, и все принялись подпевать, с каждым куплетом всё громче и громче. Одна из девушек вылезла на сцену и заплясала – скорее энергично, чем грациозно, но публика одобрительно заулюлюкала. Фрэнк в изнеможении заснул прямо на полу.

Его разбудил крик Куколки:

– Ах ты бедняжка! Тип, оттащи его домой.

– Что я тебе, носильщик? – проворчал Тип. Он потряс Фрэнка и поставил на ноги. – Пошли, скоро работать.

Куколка еле держалась на ногах и повисла у Типа на руке. Фрэнк в полусне брёл за ними. Они вскарабкались по бесконечной лестнице на четвёртый этаж, из-под пуховой кровати достали для Фрэнка соломенный тюфяк и одеяло и положили под стол. Мальчик рад был и такой постели. Он заснул под привычные и уютные звуки – пыхтение, стоны и скрип пружин.

Проснулся он от того, что ему на лицо бросили мокрую холодную тряпку. Он подскочил и ударился головой о стол.

– Что случилось? Где я?

Перед ним стоял Тип. Но он уже не был похож на себя вчерашнего – никаких ярких одежд, никаких ухмылок и подколок. По утрам Тип превращался в торговца, дельца, холодного и расчётливого.