Джоан Роулинг - Случайная вакансия

Спальня была достаточно просторной, чтобы вместить две кровати: односпальную – для Ширли, двуспальную – для Говарда; сдвинутые вплотную, они смотрелись разнояйцевыми близнецами. Матрас Говарда, ещё хранивший вмятину от его внушительного туловища, пустовал. Тихое журчанье и шипенье душа доносились туда, где любовались друг дружкой Ширли и её отражение, смакуя новость, от которой атмосфера дома пузырилась, как шампанское.

Барри Фейрбразер умер. Испустил дух. Окочурился. Ни одно событие национального масштаба – будь то война, обвал финансового рынка или террористический акт – не могло бы вызвать у Ширли такого трепета, жгучего интереса, лихорадочного потока мыслей, какие одолевали её сейчас.

Барри Фейрбразера она ненавидела. Здесь Ширли с мужем слегка расходились во мнениях, притом что их симпатии и антипатии, как правило, совпадали. Говард признавал, что этот бородатый коротышка, который яростно наскакивал на него за исцарапанным столом пэгфордского приходского зала собраний, и в самом деле персонаж забавный, но Ширли не делала различий между политическими и личными отношениями. Барри Фейрбразер противостоял Говарду в его главном устремлении, а потому был её злейшим врагом.

Преданность собственному мужу – вот что в первую очередь питало острую неприязнь Ширли к покойнику. Её интуиция в плане отношения к людям безошибочно работала только в одном направлении. Как собака, натасканная на поиск наркотиков, она неусыпно вынюхивала снисходительный тон и давным-давно обнаружила его у Барри Фейрбразера и его дружков по местному совету. Барри Фейрбразер и иже с ним задирали нос, считая, что университетский диплом ставит их выше таких людей, как они с Говардом, и придаёт их мнению больший вес. Что ж, сегодня по их надменности был нанесён сокрушительный удар. Внезапная смерть Фейрбразера укрепила Ширли в давнем убеждении, что он и его подпевалы, при всей их кичливости, в подмётки не годятся её мужу, который вдобавок ко всем другим своим достоинствам семь лет назад стойко перенёс инфаркт.

Даже когда её Говард лежал на операционном столе, у Ширли и в мыслях не было, что он может умереть. Присутствие Говарда в этом мире было для неё данностью, как солнечный свет и кислород. Она так и говорила, когда соседи и знакомые заводили речь о том, какие бывают чудесные исцеления, как удачно, что кардиологический центр Ярвила расположен поблизости, и как она, вероятно, сходила с ума от беспокойства. «Я твёрдо знала, что он выздоровеет, – отвечала Ширли, спокойная и безмятежная. – Ни минуты не сомневалась». И вот пожалуйста: он живёт-поживает, а Фейрбразер лежит в морге. Значит, судьба такая.

В приподнятом настроении Ширли вспомнила день, последовавший за рождением её сына Майлза. Тогда она сидела в кровати, точь-в-точь как сейчас, нежилась в лучах проникающего в палату солнечного света, прихлёбывала кем-то заваренный для неё чай и ждала, когда принесут кормить её чудесного новорождённого малыша. Рождение и смерть: они навевали одни и те же мысли о высоком и о её собственной особой миссии. Известие о внезапной кончине Барри Фейрбразера лежало у неё на коленях, как пухлое новорождённое дитя, на радость всем её знакомым, а она сама превратилась в источник, родник, потому что стала первой – ну, или почти первой – из тех, кто услышал эту весть.

Пока Говард не вышел из спальни, восторг, что бурлил и пенился внутри у Ширли, ничем себя не обнаруживал. Она обменялась с мужем парой фраз, которые полагается произносить в случае чьей-либо скоропостижной смерти, а потом он пошёл в душ. Естественно, эти шаблонные слова и предложения, скользившие туда-сюда, словно костяшки на счётах, не могли обмануть Ширли: она понимала, что Говарда переполняет точно такая же эйфория, но выражать подобные чувства в открытую, пока весть о смерти ещё носилась в воздухе, было бы равносильно тому, чтобы плясать голышом и выкрикивать похабщину, а Говард и Ширли всегда носили покров благопристойности, который не сбрасывали ни под каким видом.

И ещё одна счастливая мысль пришла ей на ум. Опустив чашку с блюдцем на прикроватный столик, Ширли выскользнула из постели, накинула махровый халат, нацепила очки, прошлёпала босиком по коридору и постучала в дверь ванной комнаты.

– Говард?

Ей ответило вопросительное фырканье на фоне ровного постукивания струй.

– Как ты считаешь, не выложить ли это на сайте? Насчёт Фейрбразера?

– Неплохо придумано, – выговорил он из-за двери после краткого размышления. – Просто отлично.

Она поспешила в кабинет. Раньше это была самая маленькая спальня в их одноэтажном доме: её занимала их дочь Патриция, которая давно переехала в Лондон и крайне редко упоминалась в разговорах. Ширли очень гордилась тем, что стала продвинутым пользователем интернета. Десять лет назад она пошла на вечерние курсы и оказалась там одной из самых старших слушательниц, причём единственной неуспевающей. Тем не менее она старалась изо всех сил, твёрдо решив стать администратором интереснейшего нового сайта Пэгфордского местного совета. Она ввела свой логин и зашла на домашнюю страницу. Краткое сообщение полилось так свободно, как будто пальцы сочиняли его сами.

С глубоким прискорбием извещаем о смерти советника Барри Фейрбразера. В этот трудный час мы все мысленно с его близкими.

Она внимательно проверила текст, выбрала «отправить» и убедилась, что сообщение ушло.

Закрыв форум местного совета, она зашла на свой любимый медицинский сайт и ввела в строку поиска слова «мозг» и «смерть».

Когда погибла принцесса Диана, королева приспустила флаг над Букингемским дворцом. Её величество занимала особое место в духовной жизни Ширли. Повторяя про себя текст отосланного сообщения, она убедилась в правильности своего поступка и от души порадовалась. Учиться нужно на лучших примерах.

Результатов поиска оказалось бесчисленное множество. Ширли проскролила их все, скользя кротким взглядом по экрану то вверх, то вниз; она силилась понять, какому из этих смертельных недугов, подчас труднопроизносимых, обязана своим нынешним счастьем. На добровольных началах Ширли работала в Юго-Западной клинической больнице; она так поднаторела в вопросах медицины, что порой даже ставила диагнозы своим знакомым.

Однако нынче утром ей было не до того, чтобы ломать голову над мудрёными терминами и симптомами: она уже продумывала пути дальнейшего распространения этой новости, мысленно намечая и корректируя очерёдность телефонных звонков. Ей было любопытно, в курсе ли Обри с Джулией и что они скажут; хотелось также угадать, разрешит ли ей Говард сообщить Морин или прибережёт это удовольствие для себя.