Джоан Роулинг - Гарри Поттер и Принц-полукровка [изд-во Махаон]

Близилась полночь. Премьер-министр сидел в кабинете один, изучая длинный меморандум, но слова проскальзывали сквозь мозг, не оставляя ни тени смысла. Министр ждал звонка от президента далёкой страны — когда же этот злополучный господин соизволит протелефонировать? — и одновременно гнал от себя воспоминания о событиях очень долгой, очень утомительной и очень неприятной недели, поэтому ни на что другое места в голове не хватало. Чем сильнее он старался сосредоточиться на тексте, тем явственней проступала перед глазами гнусная физиономия одного из политических оппонентов. Не далее как сегодня мерзавец появился в новостях и не только перечислил катастрофы последней недели (словно о них требовалось напоминать!), но и подробно растолковал, почему во всех до единого происшествиях виновато правительство.

При одной мысли об этом у премьер-министра участился пульс. Чудовищная ложь и несправедливость! Каким, спрашивается, образом правительство могло предотвратить обрушение моста? Что за возмутительные намёки на недофинансирование ремонтных работ? Да мосту было меньше десяти лет; лучшие эксперты теряются в догадках, почему он ни с того ни с сего переломился надвое, отправив на дно реки с десяток автомобилей. А чего стоят утверждения, будто два жестоких убийства, получивших в прессе столь мощный резонанс, произошли из-за нехватки полицейских? И как, скажите на милость, можно было предвидеть странный ураган в юго-западных графствах, который причинил такой ущерб и повлёк за собой столько человеческих жертв? И чем премьер-министр виноват, если один из младших министров его кабинета, Герберт Чорли, именно на этой неделе повёл себя так нелепо, что его пришлось отправить «побыть с семьёй»?

— В стране царят мрачные настроения, — заключил оппонент, еле сдерживая довольную ухмылку.

Это, к несчастью, правда. Премьер-министр и сам видит: люди подавлены, как никогда. И погода отвратительная; такие холодные туманы в середине июля... всё ненормально, всё неправильно...

Премьер-министр перевернул вторую страницу, увидел, сколько ещё читать, и сдался — всё равно ничего не получится. Он потянулся и с похоронным видом обвёл глазами кабинет. Красивая комната; чудесный мраморный камин; напротив — высокие подъёмные окна, плотно закрытые из-за подозрительных, не по сезону, холодов. Премьер-министр поёжился, встал, подошёл к окну и упёрся взглядом в туман, липнувший к стёклам. И тогда за спиной услышал чей-то тихий кашель.

Премьер-министр замер нос к носу с собственным испуганным отражением. Этот кашель он узнал; слышал его и раньше. Он очень медленно обернулся. В комнате было пусто.

— Кто здесь? — неуверенно произнёс премьер-министр с жалкой потугой на воинственность.

На краткий миг он позволил себе надеяться, что ответа не последует. Однако из дальнего угла тут же зазвучал голос, отрывистый и решительный, — он словно зачитывал заранее составленное заявление. Голос шёл — и премьер-министр это прекрасно знал — с небольшого грязноватого портрета человечка, похожего на лягушку в длинном серебристом парике.

— Премьер-министру муглов. Необходима срочная встреча. Прошу ответить немедленно. Всего наилучшего, Фудж. — И человечек с картины вопросительно уставился на премьер-министра.

— Э-э, послушайте... — забормотал тот, — сейчас не самый удачный момент... Видите ли, я жду важного звонка... от президента... э-э-э...

— Можно перенести, — отрезал портрет. У премьер-министра сжалось сердце: этого он и боялся.

— Но я правда хотел поговорить...

— Мы устроим, чтобы президент забыл о звонке. И вспомнил о нём завтра вечером, — объявил человечек. — Прошу вас немедленно ответить мистеру Фуджу.

— А-а... э-э... хорошо, — пролепетал премьер-министр. — Я встречусь с Фуджем.

Он торопливо пошёл к столу, на ходу поправляя галстук. Он едва успел сесть и пристроить на лице бесстрастное, с его точки зрения, выражение, как пустой очаг под мраморной каминной полкой внезапно ожил и заполыхал ярким зелёным огнём. Премьер-министр, еле сдерживая изумление и страх, смотрел, как в языках пламени возникла бешено вертящаяся юла, которая быстро превратилась в дородного мужчину. Через пару секунд гость, держа в руке лаймовый котелок и отряхивая пепел с рукавов длинного полосатого плаща, ступил на антикварный каминный коврик.

— А, премьер-министр. — Корнелиус Фудж решительно направился к хозяину, протягивая руку. — Рад видеть вас снова.

Премьер-министр не мог искренне ответить тем же, а потому промолчал. Он нисколько не был рад Фуджу, чьи эпизодические появления, и сами по себе пугающие, сулили одни неприятности. К тому же Фудж выглядел неважнецки: осунулся, поседел, полысел, лицо озабоченное, мятое. Премьер-министру доводилось видеть такие лица у политиков, и это никогда не предвещало ничего хорошего.

— Чем могу служить? — спросил он, коротко пожимая гостю руку и указывая на самый жёсткий стул перед столом.

— Даже не знаю, с чего начать, — пробормотал Фудж, отодвинул стул, уселся и пристроил на коленях котелок. — Ну и неделька, ну и неделька...

— Тоже не задалась? — сухо поинтересовался премьер-министр, надеясь тем самым дать понять, что хлопот ему довольно и собственных.

— А как же, конечно, — ответил Фудж, устало потёр глаза и угрюмо воззрился на собеседника. — Всё то же, что и у вас, премьер-министр. Брокдейлский мост... Убийства Боунс и Ванс... не говоря о кошмаре на юго-западе...

— Вы... э-э... ваши... я хочу сказать, кто-то из ваших... причастен к этим... событиям?

Фудж посмотрел на премьер-министра довольно сурово.

— Разумеется, — сказал он. — Надеюсь, вы понимаете, в чём дело?

— Я... — смешался премьер-министр.

Потому он и не любил визиты Фуджа. Что за манеры? Ведь он, в конце концов, не кто-нибудь, а премьер-министр, нечего разговаривать с ним как со школьником, не выучившим урок. Но так, увы, повелось с самой первой встречи в день избрания на пост. Премьер-министр помнил всё так ясно, будто это случилось вчера, и знал, что забыть не удастся до смертного часа.

Он стоял один в этом самом кабинете, упиваясь триумфом — наконец-то, после стольких лет мечтаний и терзаний, — и вдруг, совсем как сегодня, услышал кашель, обернулся и узнал от говорящего уродца, что с ним, видите ли, желает познакомиться министр магии.

Естественно, он решил, что сбрендил, — долгая избирательная кампания, выборы, перенапряжение — и до смерти перепугался, когда с ним заговорил портрет, но это были сущие пустяки в сравнении с, изволите ли видеть, колдуном, который выпрыгнул из камина и сразу полез жать руку.