Орхан Памук - Черная книга

– Можно ли понять человека, постичь тайну его жизни с помощью такого рода сравнений? – проговорил светский хроникер. – Вот уже тридцать лет с лишним я пытаюсь проникнуть в несуществующие тайны наших убогих артистов, которых мы, подражая американцам, называем звездами, и наконец понял: те, кто говорит, что у каждого человека есть двойник, ошибаются. Никто ни на кого не похож. Каждая наша убогая актрисулька убога по-своему. Каждая наша звездочка одиноко и несравненно светит в небе.

– Это если не брать их голливудские оригиналы, – поморщился старый публицист. – Я ведь уже говорил вам про образцы, которым следует Джеляль-бей? Кроме тех, что я перечислил, можно назвать еще Данте, Достоевского, Мевляну, Шейха Галипа – он постоянно у них что-нибудь заимствует.

– Каждая жизнь неповторима! – стоял на своем знаток светской хроники. – Каждая история потому и существует, что не похожа на другие. Любой писатель пишет свое.

– Не согласен! Возьмем, например, статью «Когда отступят воды Босфора», которая, как говорят, многим нравится. Разве это не заимствование из написанных тысячу лет назад книг о событиях, предвещающих конец света, и о днях бедствий перед пришествием Махди? [71] Махди – в исламской традиции своего рода мессия, который должен появиться перед концом света. Разве это все не взято из сур Корана, говорящих о Судном дне, из сочинений Ибн Хальдуна [72] Ибн Хальдун (1332–1406) – арабский философ, историк, социальный мыслитель. и Хорасани? К этому прибавлена пошлая история о гангстере. Никакой художественной ценности. И если статья была с восторгом принята некоторыми читателями и сотни истеричек названивали в тот день в редакцию, то причиной тому, разумеется, не вздор, который в ней написан. Там среди букв скрыты тайные послания, которых мы понять не можем, а вот мюриды, владеющие ключом к ним, – могут. Эти проникшие во все уголки страны мюриды, половина которых – проститутки, а другая половина – гомики, воспринимают послания как приказ и названивают с утра до вечера в редакцию, чтобы их шейха Джеляля-эфенди не выставили из газеты за такую ахинею. Один-два подобных типа вечно поджидают его у дверей. Откуда нам знать, Галип-бей, что вы не из них?

– Галип-бей нам понравился! – не согласился автор светской хроники. – Кое-чем напомнил нам самих себя в молодости. Он настолько расположил нас к себе, что мы открыли ему немало тайн. Как незадолго до смерти сказала мне Самийе Самим, в прошлом ярчайшая звезда, когда я посетил ее в доме престарелых, «недуг, именуемый завистью»… Что такое, молодой человек уходит?

– Галип-бей, сынок, раз уж ты уходишь, ответь мне на один вопрос! – попросил старый публицист. – Почему английские телевизионщики хотят взять интервью у Джеляль-бея, а не у меня?

– Потому что он пишет лучше вас, – отрезал Галип, встал из-за стола и вышел в коридор, ведущий к лестнице.

Старый публицист, ничуть, видимо, не расстроившись, весело прокричал ему вслед:

– Что, проглотил пилюлю? Я не про желудочное лекарство!

Выйдя на улицу, Галип внимательно осмотрелся. На противоположной стороне, на углу, где когда-то студенты училища имамов-хатибов [73] Имам-хатиб – в исламе духовное лицо, которое возглавляет совместную молитву и проводит пятничную проповедь; должно владеть искусством устной речи и влиять на мысли и чувства прихожан мечети. сожгли вырванную из газеты страницу со статьей Джеляля – тот, мол, оскорбляет религию, – неподвижно стояли торговец апельсинами и какой-то лысый мужчина. Джеляля, похоже, никто не поджидал. Галип перешел дорогу, купил апельсин, очистил, начал есть. И тут ему почудилось, что за ним кто-то следит. Он шел по площади Джагалоглу, направляясь назад в контору, и никак не мог понять, откуда взялось это чувство и почему именно в тот момент. Медленно спускаясь по улице мимо книжных магазинов (Галип всегда замедлял шаг, когда проходил здесь), он глядел в их витрины и размышлял, отчего это чувство такое реальное. Позади него словно возник некий глаз, присутствие которого ощущалось постоянно, пусть и едва заметно, вот и все. Встретившись в книжной витрине взглядом с другой парой глаз, он обрадовался так, словно увидел родного человека и только сейчас понял, как любит его. Это был магазин издательства, публиковавшего большинство детективных романов, которые запоем читала Рюйя. Коварная сова, которую он часто видел на книжных обложках, невозмутимо взирала на текущую мимо маленькой витрины толпу, многолюдную по случаю выходного дня, и на Галипа. Галип вошел в лавку, купил и попросил завернуть три старые книги, которые, как ему казалось, Рюйя еще не читала, и вышедший на этой неделе роман «Женщина, любовь и ви́ски». Прикрепленный к верхним полкам большой кусок картона оповещал: «Еще ни в одной другой серии в Турции не выходило 126 книг. Номерной знак на наших детективных романах – гарантия качества». В лавке, впрочем, продавались не только книги из серий этого издательства (кроме детективной, печатались любовная и юмористическая), так что Галип спросил, нет ли чего-нибудь о хуруфизме. Грузный старик, сидевший в кресле у двери, откуда было видно и прилавок, за которым стоял бледный молодой продавец, и прохожих на грязной улице, ответил, как и ожидал Галип:

– У нас нет. Спроси в лавке скупого Исмаила! – И, помолчав, прибавил: – Мне когда-то попадались рукописи детективных романов, переведенных с французского шехзаде Османом Джеляледдином-эфенди, который сам был хуруфитом. Знаете, как его убили?

Выйдя на улицу, Галип осмотрелся, но ничего привлекающего внимание не увидел: возле лавки продавца сэндвичей стояли и смотрели на витрину женщина в платке и ребенок в большом, не по росту, пальто; мимо шли две школьницы в одинаковых зеленых чулках; у перехода ждал зеленого света старик в коричневом пальто. Но как только Галип двинулся в сторону конторы, он снова ощутил затылком все тот же взгляд.

Раньше за Галипом никогда не следили, и ощущения, что за ним следят, у него тоже раньше не возникало, так что все его познания на эту тему ограничивались сведениями из кино и детективных романов Рюйи. Романов Галип прочел очень мало, но любил поругать их авторов за скудость фантазии. Ведь можно было бы, скажем, написать детектив, в котором первая и последняя главы в точности повторяли бы друг друга. Или такой, где истинная развязка скрывалась бы в середине повествования, а формальной развязки как таковой вовсе не было бы. Или такой, где все герои были бы слепыми, и так далее. Сочиняя эти проекты, заставлявшие Рюйю кривить губы, Галип мечтал, что когда-нибудь сможет стать другим человеком.

В нише у входа в деловой центр сидел безногий нищий – кажется, еще и слепой на оба глаза. Увидев его, Галип подумал, что кошмар, в котором он тонет, связан не только с уходом Рюйи, но и с тем, что он очень мало спал в последнее время. Войдя в контору, он не стал садиться за стол, а подошел к окну, открыл его и посмотрел вниз, на людей и машины. Потом все-таки сел за стол, хотел снять телефонную трубку, но рука сама потянулась к папке с бумагой. Галип взял чистый лист и, особо не задумываясь, написал на нем: