Джеймс Клавелл - Гайдзин

– Вы делаете мне больно! – Но слезы прекратились, и она пришла в себя.

Отчасти пришла в себя, холодно подумал он; этот самый процесс повторялся для него уже, наверное, в сотый раз, различаясь всегда лишь степенью жестокости и искажения правды в отношении других невинных душ, которых ему нужно было использовать ради возвеличения Франции, – и при этом насколько легче было иметь дело с мужчинами, чем с женщинами. Мужчин ты просто пинал промеж ног, или обещал отрезать то, что там болтается, или втыкал иголки… Но вот женщины! Отвратительное это дело – обращаться с женщинами подобным образом.

– Вы окружены врагами, Анжелика. Столько людей не хотят, чтобы вы вышли замуж за Струана, его мать будет препятствовать этому всеми доступными ей…

– Я никогда не говорила, что мы собираемся пожениться. Это… это слухи, слухи, ничего больше!

– Merde! Конечно это правда! Он ведь уже сделал вам предложение, не так ли? – Он снова потряс ее, его пальцы сжимали ее плечи, как стальные скобы. – Не так ли?

– Мне больно, Андре… Да, да, он сделал мне предложение.

Он протянул ей платок, сразу смягчившись:

– Вот, вытрите глаза, у нас мало времени.

Она смиренно подчинилась, опять начала плакать, потом одернула себя:

– Почему вы такой ужасны-ы-ый?

– Я единственный настоящий друг, который у вас здесь есть, я целиком на вашей стороне, готов помочь, единственный верный друг, которому вы можете доверять, – я ваш единственный настоящий друг, клянусь вам, только я один могу вам помочь. – Обычно он с жаром добавлял «клянусь Господом Богом», но сейчас решил, что она уже крепко сидит на крючке, и оставил это на потом. – Лучше вам выслушать всю правду, пока никто об этом не знает. Теперь у вас есть время, чтобы подготовиться. Эта новость прибудет сюда не раньше чем через неделю; у вас есть время сделать вашу помолвку торжественной и официальной.

– Что?

– Струан ведь джентльмен, не так ли? – Ему потребовалось сделать над собой усилие, чтобы произнести это без издевки. – Английский… виноват, шотландский – в общем, британский джентльмен. Разве они не считают себя с гордостью людьми слова? А? Как только о помолвке будет объявлено официально, он уже не сможет взять свое слово назад, окажетесь вы нищей или нет, – что бы ни сделал там ваш отец и что бы ни говорила его мать.

«Я знаю, я знаю! – хотелось кричать ей. – Но я женщина, и я должна ждать, я ждала, и вот теперь стало слишком поздно. Или нет? О Пресвятая Богородица, помоги мне!»

– Я не… я не думаю, что Малкольм станет винить меня за моего отца или… или слушать свою мать.

– Боюсь, ему придется ее слушаться, Анжелика. Вы забыли, что Малкольм Струан тоже несовершеннолетний, каким бы большим тайпаном он ни был? Двадцать один ему исполнится только в мае будущего года. До тех пор она может налагать на него всевозможные юридические ограничения. По английскому закону она даже может объявить помолвку недействительной. – Он не был полностью в этом уверен, но это казалось ему разумным и было правдой в отношении французского закона. – Она может давить и на вас. Возможно, даже подаст на вас в суд, – добавил он с печальным лицом. – Струаны очень могущественны в Азии, это почти что их родовое владение. Она вполне смогла бы добиться, чтобы вас вызвали в суд, а вы знаете, что люди говорят о судьях, любых судьях, а? Она могла бы сделать так, что вас приволокут к магистрату и обвинят в том, что вы кокетка, обманщица, просто нацелившаяся на его деньги, а то еще в чем-нибудь и похуже. Она могла бы нарисовать перед судьей очень неприглядную картину: ваш отец – игрок и пьяница, к тому же банкрот, ваш дядя сидит в долговой яме, сами вы – без гроша, искательница приключений; а вы слушали бы ее со скамьи подсудимых, не имея возможности защититься.

На ее лице появилось затравленное выражение.

– Откуда вы узнали про дядю Мишеля? Кто вы?

– Никакого фокуса тут нет, Анжелика, – небрежно ответил он. – Сколько французских граждан живет в Азии? Не много, второй такой, как вы, вообще нет, а люди любят сплетничать. Что до меня, то я Андре Понсен, китайский торговец, японский торговец. Меня вам нечего бояться. Мне от вас не нужно ничего, кроме дружбы и доверия, и я хочу вам помочь.

– Как? Мне ничто не поможет.

– Нет, это не так, – мягко возразил он, внимательно наблюдая за ней. – Вы ведь любите его, не правда ли? Дай вам шанс, вы были бы лучшей женой, какую может пожелать себе мужчина, разве нет?

– Да, да, конечно…

– Тогда подтолкните его, очаруйте, убедите его – любым способом, каким сможете, – официально объявить о вашей помолвке. Возможно, я смогу подсказать вам что-нибудь, направить вас. – Теперь наконец он видел, что она по-настоящему слушает его, действительно его понимает. Мягко он нанес свой coup de grâce [20] Последний удар, которым рыцарь в поединке добивал противника, чтобы избавить его от мучений (фр.). . – Мудрая женщина, а вы мудры столь же, сколь и прекрасны, вышла бы замуж быстро. Очень быстро.

Струан читал, масляная лампа на столике у кровати давала достаточно света, дверь в ее комнату была приоткрыта. Его постель была удобной, и он с головой ушел в книгу. Его шелковая ночная рубашка подчеркивала цвет его глаз, лицо все еще оставалось бледным и худым, даже тени былой силы не было в нем. На столике рядом с лампой стоял снотворный настой, тут же лежали его трубка, табак и спички, стоял еще один стакан – с водой, в которую добавили немного виски.

– Это пойдет вам на пользу, Малкольм, – сказал ему Бебкотт. – Лучшего лекарства на ночь для вас сейчас не найти, только разбавляйте побольше. Это лучше, чем опиумная вытяжка.

– Без нее я не могу уснуть всю ночь и чувствую себя ужасно.

– Сегодня уже семнадцатый день после ранения, Малкольм, вам пора остановиться. Остановиться по-настоящему. Плохо, если для сна вам будет необходимо лекарство. Лучше всего прекратить принимать его навсегда.

– Я уже пробовал сделать это раньше, и ничего не получилось. Я брошу его пить через день или два…

В комнате было тихо и уютно, тяжелые занавеси на окнах были задернуты на ночь, мирно тикали красивые швейцарские часы. Время близилось к часу ночи. Книгу «Убийства на улице Морг» Эдгара Аллана По сегодня утром ему принес почитать Дмитрий.

Струан был так поглощен своей книгой, что не слышал, как входная дверь в ее комнату открылась и закрылась, не слышал, как она на цыпочках прошла через комнату, не видел, как она на мгновение заглянула к нему, потом исчезла. Через секунду раздался едва слышный щелчок – закрылась дверь ее спальни.

Он поднял глаза, напряженно вслушиваясь. Уходя, она сказала, что заглянет к нему, но, если он будет спать, будить его не станет. Или, если она слишком устанет, отправится прямиком в постель, тихо как мышка, и увидится с ним утром.