Жан-Батист Дель Амо - Соль

На улице Аржантери в тени фасадов прохлада немного успокоила ее, и Фанни постояла, держась одной рукой за стену, переводя дух и собираясь с мыслями. Город, казалось, возвел против нее какое-то невидимое препятствие, и она боролась, чтобы идти вперед. Отец, вспомнилось ей, уходил без всякого повода, оставляя Луизу с Жонасом, тогда новорожденным, и она, точно наяву, увидела младенца, спящего рядом с матерью на диване, и свет от телевизора – она выключала звук и смотрела картинки, как зыбь на стенах. Она сначала встревожилась, что Арман не вернулся с рыбной ловли, как обычно, потом не без оснований заподозрила, что он пьет и шляется по кафе Сета. Фанни представляла себе это так; Луиза же поверила в существование любовницы, когда он просыпался и выскальзывал в ночь. Что она знала? Никогда они об этом не говорили и никогда уже не поговорят. Каждая из них владела частицей Армана, на которую обе наложили обет молчания. Луиза не спала ночи напролет, и дети находили ее, вернувшись из школы, задремавшей на кровати, Жонас тихо лежал у нее под бочком. Когда уходы Армана стали привычным делом, она уцепилась за Жонаса, как будто должна была отныне жить только для него одного. Она стала холодна с Альбеном и Фанни. Не то чтобы равнодушна к ним, просто отдалилась, словно разочаровалась. Когда они обращались к ней, она отвечала с ленцой, удивляясь, что они здесь, а если один из них упрекал ее за это, повторяла, что Жонасу отдано все ее время и внимание, а они уже достаточно большие, чтобы это понимать. От того лета у Фанни осталось воспоминание о походе в порт. Она держалась за него, борясь с глухим молчанием, в котором замкнулся отец, и безразличием Луизы, с каждым днем все более ощутимым.

Она долго бродила по городу. Враждебность витрин держала ее на расстоянии, она рассеянно шла навстречу толпе, спешащей заполонить улицы и задержать ее. По улице Бра-де-Фер она вышла на улицу Лож, потом на площадь Жана Жореса. Проблеск воспоминания озарил новым светом одну прогулку по пляжу.

Они шли весной вдоль моря. Фанни обогнала мать и братьев, с каждым шагом разжигая свой гнев. Они ушли из дома на пляж; он казался ей негостеприимным под полутенью неба. Море, зеленое, местами бурое, таило сумрачные просторы, тени существ, поднимающихся из глубин. Фанни ненавидела мать за то, что та в очередной раз уступила настроениям Армана, его желанию вечно их вытеснять. Солнце пробивалось между двух туч, искрилось на поверхности волн, играло на море ртутными отсветами; поток становился чешуйчатым, словно покрытым селедочными спинками. Груды водорослей и топляка выкатывались на пляж. Песок вздувался полотнищем, потом с хлопком устремлялся к ним, распылялся в воздухе, окутывал дюны, побеги карпобротуса и тростника. Кроме них единственными людьми на пляже были мужчина с мальчуганом. По просьбе Альбена они расстелили на песке одеяло. Песчаный холмик повыше других защищал их от трамонтаны. Фанни взяла за ручку Жонаса и пошла за мальчиками к морю. На самом деле ей хотелось быть подальше от Луизы – ну почему ее мать никогда не воспротивится Арману? Почему она как будто соглашается с этим желанием не видеть их, в очередной раз забыть об их существовании? Иногда, если ему случалось нашлепать кого-то из детей, Луиза молила их о прощении. Стоило Арману отвернуться, как она юркала в их комнату, втянув голову в плечи, поджав губы, с видом пристыженной собаки, укравшей косточку; она гладила их головки и просила, умоляла перестать наконец плакать. А Фанни тогда горела желанием выгнать ее без жалости.

У кромки воды ей прискучила болтовня братьев и мальчика, не говорившего на их языке. Повернувшись к матери, она увидела, что та лежит рядом с мужчиной. Альбен не обращал на них никакого внимания, а Жонас деловито выковыривал из песка ракушки. Расслабленная поза Луизы на колышащемся вокруг одеяле показалась ей миражом. Ветер в ушах, запах водяной пыли, летящий по пляжу песок – все придавало сцене особый вкус странности и нелогичности.

– Присмотри за Жонасом, я сейчас, – сказала она Альбену.

Она пошла к Луизе, ничего не держа на уме, желая лишь уточнить свое видение, определить контуры любопытной картины. Она увидела томно откинувшуюся мать, расслышала возбужденные голоса, не разбирая слов, потом разглядела руку, бледную, как моль, на ее податливом бедре. От этой ласки в запретном месте у Фанни перехватило дыхание, боль и отвращение разлились в ней.

– Я хочу тебя, – отчетливо услышала она.

Цепляясь за пучки травы, увязая коленками в песке, она взобралась на вершину дюны, чтобы не видеть матери. Скатилась по противоположному склону, оставив на песке отпечаток своего тела. Она упала на тростниковое ложе и, наконец успокоившись, засунула два пальца в трусики и принялась яростно мастурбировать, а потом просто лежала, неподвижная, изнемогающая, с залитым слезами лицом, глядя в небо и желая одного – никогда больше не вставать. Потом она услышала голоса Альбена и мальчика, поднимавшихся на пляж, и встать все же пришлось. Фанни обошла дюну, чтобы присоединиться к брату. К ней бежала Луиза. Она схватила ее за плечи и спросила, где Жонас. Фанни, отвернувшись от нее, указала на камни, у которых оставила его под надзором Альбена. Прикосновение рук Луизы было ей противно, чудился запах вульвы, своей или матери. Фанни лгала, Луиза не знала об ее присутствии несколько минут назад, не знала, что она была свидетельницей ее истомы. Здесь воспоминания путались – отчаянный бег к морю, Луиза, спускающаяся с камней с окровавленной ногой и Жонасом на руках, потом ее ладонь, с размаху опустившаяся ей на лицо с такой силой, что она не удержалась на ногах и упала на песок. Она увидела Луизу, указывающую на нее как на виновницу того, что случилось с ее братом, и увидела себя у ног незнакомца и его сына, оглушенную ненавистью, несправедливостью и чувством вины за удовольствие, от которого у нее еще дрожали ноги.

Фанни добралась до эспланады Шарля де Голля, не сознавая, какое расстояние прошла. Она направилась к торговому центру, вздымавшемуся прыщом из стекла и металла посреди города, и утонула в гомоне, искусственном свете, бестелесных содроганиях аллей торговой галереи. Зайдя наобум в один магазин, она бродила между стеллажей в запахах новенького текстиля. У кассы лежали шарфики, атласные и вискозные. Фанни с облегчением стала их рассматривать, пропуская мягкую ткань между пальцами. Она оценивала расцветки и качество, как вдруг заметила женщину, чье лицо было ей знакомо. Та везла ребенка в коляске, и Фанни показалась непристойной мысль, что младенец ее, ведь они явно были одного возраста. Женщина увидела ее и подошла с сытым удивлением: