Эдвард Сент-Обин - Патрик Мелроуз. Книга 1 (сборник)

– Да-да, именно в красных брюках она нас и встретила, – сказал Николас.

– Красный ей очень к лицу, правда? – обратился Дэвид к Бриджит. – Точь-в-точь под цвет глаз.

– Давайте выпьем чаю, – поспешно предложил Николас.

Бриджит налила всем чаю, и Дэвид уселся на низенькую каменную ограду, в нескольких шагах от Николаса. Он осторожно стряхнул пепел с сигары и заметил цепочку муравьев, ползущих по стене к муравейнику в углу.

Бриджит подала чашки Дэвиду и Николасу и повернулась взять свою. Дэвид поднес горящий кончик сигары к цепочке муравьев и стал водить сигарой туда-сюда, держа ее как можно ближе к насекомым. От жара муравьи скукожились и один за другим посыпались на террасу; некоторые судорожно корчились, дергали лапками, пытаясь как-то спасти обожженные тельца.

– У вас тут все так цивилизованно, – протянула Бриджит, откидываясь на спинку темно-синего шезлонга.

Николас закатил глаза, сожалея о том, что просил ее поддержать разговор, и решил нарушить затянувшееся молчание, упомянув, что за день до того был на поминках Джонатана Кройдена.

– А куда тебя теперь чаще приглашают – на поминки или на свадьбы? – спросил Дэвид.

– Все-таки на свадьбы, но на поминках мне больше нравится.

– Потому что не надо приносить подарков?

– И поэтому тоже, но главное – на поминки действительно выдающихся личностей приходят весьма интересные люди.

– Если, конечно, все друзья покойного не умерли раньше его.

– А это, разумеется, недопустимо, – категорически заявил Николас.

– Никакого удовольствия.

– Совершенно верно.

– Я не признаю поминок, – сказал Дэвид, затягиваясь сигарой. – Я просто не представляю, чья жизнь действительно заслуживает почтения, а потом, между похоронами и поминками обычно проходит слишком много времени, и, вместо того чтобы вспоминать о покойном, вспоминаешь только, как легко без него обходишься. – Он подул на сигару, разжигая тлеющий кончик. Из-за опиума Дэвиду казалось, что он слушает кого-то другого. – Покойники – это покойники, и, по правде говоря, о том, кто не приходит к ужину, вскоре забываешь. Безусловно, есть и исключения: к примеру, гости, о которых забываешь во время ужина. – Он поднес сигару к муравью с обожженными усиками, уцелевшему во время предыдущей огненной атаки. – Если тебе кого-то действительно недостает, то лучше заняться тем, что вам нравилось делать вместе, а это в очень редких случаях означает визит в промозглую церковь, черный сюртук и пение гимнов.

Муравей пополз с невероятной скоростью и почти добрался до дальнего края стены, но Дэвид, потянувшись, с хирургической точностью поднес к нему кончик сигары. Обугленное тельце судорожно дернулось, и муравей сдох.

– Надо приходить только на поминки врага. Ведь это не только доставляет удовольствие оттого, что ты его пережил, но и позволяет заключить перемирие, потому что надо уметь прощать, не правда ли?

– О да, – кивнула Бриджит. – Особенно когда прощают тебя.

Одарив ее одобрительной улыбкой, Дэвид увидел в дверях Элинор.

– Ах, Элинор! – с притворной радостью воскликнул Николас. – Мы тут говорим о поминках Джонатана Кройдена.

– Да, конец эпохи, – сказала Элинор.

– Он был последним из тех, кто приходил на вечеринки Ивлина Во в женском платье, – заметил Николас. – По слухам, он с бóльшим вкусом выбирал дамские туалеты, чем мужские. И вдохновил целое поколение англичан. Кстати, после торжественной церемонии меня познакомили с каким-то нудным елейным индийцем, который утверждал, что заглянул к вам в гости по пути к Джонатану в Кап-Ферра.

– Наверное, Виджей, – сказала Элинор. – Его Виктор привел.

– Он самый, – кивнул Николас. – Вдобавок он знал, что я к вам собираюсь, хотя до того я с ним ни разу не встречался.

– Он мнит себя светским человеком и поэтому о тех, с кем не знаком, знает больше, чем кто бы то ни было.

Элинор уселась на краешек белого кресла с синей подушечкой на круглом сиденье, но тут же встала и оттащила кресло в тень инжира.

– Осторожнее, не раздавите плоды, – сказала Бриджит.

Элинор промолчала.

– Какая жалость, что они зря пропадают, – с невинным видом заявила Бриджит, поднимая с земли инжирину. – Вот, просто загляденье. – Она поднесла инжир к губам. – Так странно, у него кожа пурпурная и белесая одновременно.

– Как у алкоголика с эмфиземой легких, – сказал Дэвид, улыбаясь Элинор.

Бриджит демонстративно раскрыла рот, округлив губы, и надкусила плод. Позднее, рассказывая об этом Барри, она заявила, что ощутила «мощный энергетический выброс» от Дэвида, будто ей «саданули кулаком прямо в матку». Как только она проглотила инжир, ей захотелось встать и поскорее уйти куда-нибудь подальше.

Она направилась вдоль стены, ограждавшей садовую террасу, и, чтобы хоть как-то объяснить свое поведение, раскинула руки, словно обнимая простор, и воскликнула:

– Какой прекрасный день!

Все молчали.

Окинув взглядом окрестности, Бриджит заметила, как в глубине сада что-то шевельнулось. Под грушей вроде бы притаился какой-то зверек, но, всмотревшись, Бриджит поняла, что это ребенок.

– Это ваш сын? Вон там, в красных штанишках.

Элинор подошла к ней.

– Да, это Патрик. Эй, Патрик! – окликнула она. – Хочешь чаю?

Ответа не последовало.

– Может быть, он нас не слышит? – предположила Бриджит.

– Все он слышит, – заявил Дэвид. – И не отвечает из вредности.

– А может, это мы его не слышим, – возразила Элинор и снова позвала: – Патрик! Приходи чай пить!

– Он мотает головой, – сказала Бриджит.

– Наверное, он уже напился чаю, и не один раз, – сказал Николас. – Сами знаете, в его возрасте…

– Ах, дети так милы! – Бриджит улыбнулась Элинор и тем же тоном, будто ожидая награды за признание детей милыми, спросила: – А где моя спальня? Я хочу распаковать вещи и принять ванну.

– Сейчас покажу, – сказала Элинор и увела Бриджит в дом.

– Ну у тебя и подруга… – заметил Дэвид Николасу. – Как бы ее получше назвать? А, егоза.

– Ладно, пока сойдет, – сказал Николас.

– Нет-нет, не извиняйся, она совершенно очаровательна. Может быть, выпьем чего-нибудь покрепче чаю?

– Прекрасная мысль.

– Шампанского?

– Великолепно.

Дэвид принес шампанское и сорвал золотистую фольгу с горлышка прозрачной бутылки.

– «Кристал», – уважительно произнес Николас.

– Или лучшее, или перебьемся, – сказал Дэвид.

– Вот, кстати, – начал Николас. – Мы с Чарльзом Пьюси на прошлой неделе как раз его и пили в «Уилтонс». Я спросил Чарльза, помнит ли он Гюнтера, бестолкового амануэнсиса {27} 27 Амануэнсис – литературный секретарь, пишущий под диктовку; происходит от латинского термина «amanuensis», обозначавшего «подручного» раба для исполнения приказов хозяина. Джонатана Кройдена. А Чарльз – ты же знаешь, он глухой как пень – как рявкнет так зычно, на весь ресторан: «Да какой он амануэнсис? Вафлер он, вот он кто!» На нас уставились все посетители…