Мэгги О`Фаррелл - Исчезновение Эсме Леннокс

– Кто ты? – спрашивает Юфимия.

Медсестра говорит громко, как часто обращаются к глухим:

– К ней редко приходят… Правда, Юфимия?

Айрис направляется к женщине.

– Меня зовут Айрис. – Девушка, которая просила сигарету, шипит у нее за спиной: «Айрис, Айрис…» – Вы меня не знаете. Я… я внучка вашей сестры.

Юфимия сдвигает брови. Женщины смотрят друг на друга. Айрис вдруг понимает, что ожидала увидеть дряхлую, едва стоящую на ногах старуху, жалкое подобие человека, ведьму из сказки. А перед ней высокая женщина с резкими чертами лица и внимательными глазами. В том, как она поднимает изогнутые брови, сквозит надменность. Ей наверняка не меньше семидесяти, однако от нее веет чем-то необъяснимо детским. Волосы зачесаны набок и скреплены заколкой, она одета в платье с цветами и широкой юбкой – не самое подходящее для пожилой женщины.

– Кэтлин Локхарт – моя бабушка, – объясняет Айрис, подойдя ближе. – Ваша сестра. Кэтлин Леннокс.

Рука на зарешеченном окне вздрагивает.

– Китти?

– Да. Наверное.

– Ты внучка Китти?

– Да.

Юфимия выбрасывает вперед руку и хватает Айрис за запястье. Айрис невольно отшатывается. Юфимия тотчас же разжимает пальцы.

– Не бойся, – с непонятной улыбкой говорит она. – Я не кусаюсь. Садись, внучка Китти. – Женщина опускается на стул и указывает на другой, рядом. – Я не хотела тебя напугать.

– Я не испугалась.

Женщина снова улыбается:

– Испугалась, я знаю.

– Юфимия, я…

– Эсме, – поправляет она.

– Что, простите?

Женщина закрывает глаза.

– Меня зовут Эсме, – медленно и отчетливо произносит она.

Айрис оглядывается на медсестер. Неужели они ошиблись?

– Если ты еще раз на них посмотришь, – спокойно произносит Юфимия, – хоть раз, меня сразу уведут. Запрут в пустой комнате на целый день или дольше. Мне бы этого не хотелось. Надеюсь, ты понимаешь. Повторяю: я не сделаю тебе ничего плохого, поэтому, пожалуйста, не оборачивайся.

Айрис опускает взгляд на пол, на руки пожилой женщины, которая разглаживает на коленях платье, смотрит на свои зашнурованные ботинки.

– Хорошо. Простите.

– Меня всегда звали Эсме, – тем же тоном продолжает женщина. – К сожалению, здесь в ходу только мое первое имя – Юфимия, поскольку именно оно указано на официальных документах. Меня назвали Юфимия Эсме. Но я всегда была просто Эсме. Моя сестра, – женщина бросает на Айрис мимолетный взгляд, – уверяла, что «Юфимия» звучит, как будто овца чихнула.

– Вы им говорили? – спрашивает Айрис. – О том, что вас зовут Эсме.

Эсме улыбается, пристально глядя Айрис в глаза:

– Думаешь, меня кто-то слушает?

Айрис пытается задержать взгляд на лице пожилой женщины, но ее глаза блуждают.

– Прошу меня простить. Я отвыкла говорить подолгу, а теперь, кажется, не могу остановиться. Итак, – продолжает Эсме, – расскажи мне о Китти. У нее были дети?

– Да, – удивленно отвечает Айрис. – Один ребенок. Мой отец. Вы… вы не знали?

– Я? Нет. – Она обводит унылую комнату мерцающим взглядом. – Видишь ли, я давно ни с кем не общаюсь.

– Он умер, – выдыхает Айрис.

– Кто?

– Мой отец. Он умер, когда я была совсем маленькая.

– А Китти?

Девушка, выпрашивавшая сигарету, все еще повторяет имя Айрис свистящим шепотом, а другая женщина бормочет монолог об уставшем муже и чайнике.

– Китти? – рассеянно переспрашивает Айрис.

– Она… – Эсме склоняется еще ближе и проводит языком по губам, – …жива?

Айрис задумчиво смотрит на собеседницу.

– Вроде того, – осторожно отвечает она.

– То есть как?

– У нее болезнь Альцгеймера.

Эсме смотрит на нее не моргая.

– Болезнь Альцгеймера?

– Это форма потери па…

– Я знаю, что такое болезнь Альцгеймера.

– Конечно. Простите.

Эсме на минуту отворачивается и смотрит в окно.

– Больницу закрывают, да? – резко спрашивает она.

Айрис неуверенно ерзает на стуле, едва не поворачивается взглянуть на медсестер, но в последний момент сдерживается.

– Они не признаются, – продолжает Эсме. – Тем не менее это правда, так?

Айрис молча кивает.

Эсме берет в ладони руку Айрис.

– Ты приехала, чтобы забрать меня, – нетерпеливо произносит она. – Вот почему ты здесь.

Айрис изучает лицо пожилой женщины. Эсме совсем не похожа на ее бабушку. Неужели перед ней действительно родственница, член семьи?

– Эсме, до вчерашнего дня я даже не знала о вашем существовании. Никогда не слышала вашего имени. Я бы очень хотела вам помочь…

– Потому ты и приехала? Скажи: да или нет?

– Я сделаю все, что смогу…

– Да или нет, – повторяет Эсме.

Айрис с трудом сглатывает ком в горле.

– Нет, – говорит она. – Я не могу. Я… Я даже не…

Эсме, не дослушав, убирает руки и отворачивается. Что-то неуловимо меняется в ее лице, и у Айрис вдруг перехватывает дыхание – по лицу пожилой женщины скользнула какая-то тень, будто облако пролетело над гладью пруда. Айрис еще долго сидит неподвижно, глядя прямо перед собой, даже когда Эсме поднимается, пересекает комнату и выходит в одну из дверей. Айрис не верит своим глазам. В лице Эсме она на мгновение увидела черты своего отца.

– Не понимаю, – говорит Алекс, стоя перед прилавком. Сегодня суббота, полдень, они с Фран заглянули в магазин, принесли Айрис несъедобный сэндвич из невероятно дорогой кулинарии. – Я ничего не понимаю.

– Алекс, я четыре раза тебе объясняла, – отвечает Айрис.

Она оперлась о прилавок и крутит в руках детскую кожаную перчатку. Материал слишком мягкий, вещица сделана безвкусно, и Айрис пробирает озноб.

– Сколько еще раз мне нужно повторить те же слова, чтобы они пробили твой слишком крепкий череп и…

– По-моему, Алекс хочет сказать, что ему сложно понять мотив твоего поступка, – мягко прерывает ее Фран. – Ты берешь на себя огромную ответственность.

Айрис внимательно оглядывает невестку. Какая-то она вся однотонная, светло-бежевая – и волосы, и кожа, и одежда. Фран, скрестив ноги, сидит на стуле возле примерочной, и – не может быть! почудилось? – на вешалке висит ее плащ. Она не любит подержанные вещи, одежду с чужого плеча. Так и сказала однажды Айрис. «Что, если в этих вещах кто-то умер?» – спросила она. «Ну и что?» – ответила ей тогда Айрис.

Алекс все выспрашивает о Юфимии Леннокс.

– Ты хочешь сказать, что никто о ней даже не слышал? Ни ты, ни твоя мать – вообще никто?

Айрис вздыхает:

– Именно так. Мама говорит, что папина мать была единственным ребенком. Она и сама об этом часто упоминала. Говорила, что у нее не было ни братьев, ни сестер.

Алекс откусывает от сэндвича и спрашивает с набитым ртом:

– И откуда мы знаем, что все это не чья-то ошибка?

Айрис вертит перчатку в руках. На запястье мерцают три перламутровые пуговицы.