Коллектив авторов - Грани любви

Как знать, может, мне еще понравится в Аргентине.

Какое-то время мы стоим в очереди, потом показываем паспорта до комичного серьезным амбалам на фейс-контроле и оказываемся внутри. Тут все грохочет.

Куда бы я ни приехала, я неизменно замечаю с интересом, что есть какая-то универсальная формула ночных клубов. Будто владельцам заведений рассылают списки на всех существующих языках.

Один Зеркальный шар, чтобы всех ослепить.

Один Грохочущий бит, чтобы всех оглушить.

И во тьме заключить.

Знаю, знаю. Пора прекращать перевирать Толкина… И вообще цитировать книги. Мне часто об этом говорят.

Когда мы выходим на танцпол, песня Эдди Сантьяго уже заканчивается. Эстафету подбирает Марк Энтони. Aguanile.

Я хмурюсь. Верните Эдди! Медленные песни для сальсы – это лучшее, что есть в мире.

Когда я совсем того не ожидаю, ко мне подгребает Блейк, сложив на груди длинные руки. С огромным неудовольствием я должна заметить, что его присутствие меня успокаивает. От его льняной рубашки исходит запах кондиционера для белья и ношеной кожанки.

– Ты выглядишь так, будто тебя все тут бесит. Самое то для ночного клуба.

Он смотрит прямо перед собой.

– Нормально я выгляжу. – Я пожимаю плечами и, переняв его позу, смотрю вперед. – Мне просто предыдущая песня нравилась больше. Эдди Сантьяго – это же классика!

Он поворачивает ко мне голову:

– Ты слушаешь сальсу?

– И что?

– А, ладно. Прости за любопытство.

Я шумно выдыхаю:

– Это ты прости.

Я смотрю на него, и раскаяние смягчает мои черты.

– Вот и правильно. – Его глаза ехидно поблескивают. – Просите у меня прощения. Ты и твой бог.

Я не успеваю себя остановить и поджимаю губы. Я изо всех сил стараюсь не расхохотаться.

– Ты откуда?

– Англия. – Он снова улыбается, как Чеширский кот. Так высокомерно, что я не нахожу слов.

– Да ладно, Шерлок. – Я тоже обнажаю зубы в улыбке. – И откуда именно?

– Оксфорд.

Его ответ заставляет меня помедлить:

– Оксфорд… в смысле город? Или универ?

Он тихо смеется:

– Я полагаю, что это одно и то же, дорогуша.

От моего вздоха темная челка у меня на лбу приподнимается.

Второй раз в яблочко, Майя.

Я резко разворачиваюсь к нему:

– Ах, простите меня, досточтимый сэр. И что же вы изучаете?

– Английскую литературу. А ты? – Он поворачивается, чтобы тоже смотреть мне в лицо. Он на добрых тридцать сантиметров меня выше. Щеки у него разрумянились – может, от пульсирующего жара в клубе или… или от чего-то другого. – Ты уже решила, что будешь изучать?

Я пронзаю его взглядом. Честно, я изо всех сил стараюсь воспринимать всерьез и его безумную бороду, и сумасшедший огонек в зеленых глазах.

– Английскую литературу.

Блейк широко улыбается.

Тем временем люди на танцполе расходятся в стороны, и из массивных динамиков в углах на потолке начинают доноситься незнакомые аккорды. Разговоры смолкают…

Белое пятно разрезает тьму, освещая центр истоптанной деревянной сцены.

Девушка примерно моего возраста вышагивает – я не могу подобрать другого слова – в серебристый луч света. На ней черное шелковое платье с вырезом на спине и разрезом до стройного правого бедра. Поводя плечами, она встает в позу: носок правой туфли смотрит вперед, подбородок задран вверх. Копна длинных черных кудрей спадает ей на плечи, и намазанные алым губы призывно надуты.

В свет софита входит мужчина, и вид у него тоже абсолютно роскошный. Тело у него уже миновало юношеский возраст – мускулы бугрятся, натягивая ткань рубашки, – но лицо кажется совсем молодым. Улыбка его слишком прекрасна, чтобы можно было назвать ее усмешкой. Его гладко зачесанная прическа сама по себе выглядела бы глупо, но в сочетании со смуглой кожей, точеными чертами и широкими плечами она создает неуловимый отблеск Старого Света, в котором он так отчаянно нуждается. Тот самый отблеск, который делает его чем-то большим, чем зазнавшийся мальчишка. Ох, как же невероятно красива его улыбка. Воротник кристально-белой рубашки расстегнут, черные брюки сидят идеально.

Бог танго из моих невинных подростковых мечтаний.

Челюсть у меня падает все ниже, и ниже, и ниже.

Блейк начинает смеяться.

Но тут вступает музыка. Бандонеоны отсчитывают ритм. Мягко стучат барабаны.

Девушка припадает к земле, описывая левой ногой медленный полукруг. Юноша лениво обводит ее вокруг себя, а потом, подняв, прижимает к груди.

Она скользит…

…вниз вдоль его тела.

Они отражают движения друг друга в какой-то идеальной гармонии. Звучит неспешный ритм. Пара испанских гитар и вальяжное фортепьяно. Они вращаются, кружатся, припадают к земле… скользят.

Какая красота. Какое изящество.

И как, черт возьми, сексуально.

Юноша вращает ее на месте одним лаконичным движением кисти. Она поворачивается к нему лицом. Он ловит девушку под правое колено и нагибает почти к самому полу; ее кудри касаются обшарпанной древесины.

Потом он тянет ее вверх по исцарапанному полу, и она встает, прижимая руку к его щеке. Он делает шаг навстречу, и они завершают танго аккуратным движением сомкнутых рук. Музыка затихает, оставляя после себя послевкусие долгой ноты в басах.

На секунду клуб затихает, затаив дыхание.

Молчание разрывается аплодисментами. Мужчины и женщины всех возрастов одобрительно свистят.

А я стою на месте как громом пораженная. Неподвижно.

Думаю, можно не говорить, что мои мечты перестают быть невинными.

– Майя, у тебя изо рта слюни капают, – дразнит меня Блейк.

Меня грубо вырывают из объятий фантазии.

– Заткнись, Гэндальф.

– Гэндальф? – Он широко распахивает глаза.

– Кто-то же должен тебе сказать. – Я изо всех сил стараюсь смотреть на него сверху вниз, но ввиду его высокого роста это дается мне непросто. – Эта борода просто ужас какой-то.

– Раз ты сравнила меня с одним из истари, я буду носить эту бороду вечно.

И снова я просто вынуждена посмотреть ему в глаза:

– Истари? – В моем голосе слышится недоверие.

– Так уж их называют, дорогуша, – снисходительно объясняет он. – Если бы ты прочла книги, а не просто посмотрела фильмы, ты бы…

Глаза чуть не вываливаются у меня из орбит.

– Я читала книги! Для выпускного экзамена я написала реферат по «Сильмариллиону», ты, оксфордский придурок! Да ты сам, наверно…

Из динамиков ревет Мики Таверас, не давая мне закончить мое тщательно обдуманное возражение.

Кипя от возмущения, я шагаю на танцпол под звуки барабанной сальсы.

Ну и козел!

Да и какая разница, что он там думает! Я оборачиваюсь в поисках Пугливого Дастина. Вот он, сидит у столика рядом с баром, погрузившись в разговор с девочкой из Швеции, которая приехала в клуб с нами вместе.