Диана Чемберлен - Умелая лгунья, или Притворись, что танцуешь

Я встала и выключила магнитофон.

– Если я буду печатать, то нам пора отправляться, – заметила я.

До приезда Стейси оставалась пара часов.

– Отлично, – сказал он. – Мой переговорник на ремне. Позови Расселла.

– Я могу сама довезти тебя домой, – заявила я, взявшись за ручки его кресла и развернув его к выходу.

– Думаешь, ты справишься со спуском с Адского провала?

– Боишься? – поддразнила я его.

Основная кольцевая дорога, проходящая через склоны Моррисон-риджа, протянулась на две мили. Дальняя от сторожки дуга этого кольца состояла из серии крутых поворотов, которые немного облегчали спуск. Но ближайший к нам участок кольцевой дороги представлял собой длинный, в основном пологий склон до того момента, пока внезапно не обрывался крутым обрывом. Короче, у нас имелась отличнейшая горка для катания на санках, но только на санках. Однажды я разлетелась там на велосипеде, и дело закончилось сломанной рукой.

– Да, боюсь, – признался папа. – Мне не нужны сломанные кости вдобавок ко всем прочим немощам.

– Притворись, что тебе не страшно, папа, – опять поддразнила я.

– А знаешь, иногда ты бываешь настоящей язвочкой, – сказал он, хотя сам тихо посмеивался. При этом я ощущала особую вибрацию в рукоятках его кресла.

Я повезла его по тропе, ведущей к кольцевой дороге. Тропа была почти незаметна под опавшей листвой и прочими ползучими растениями, но я точно знала, между какими деревьями она проходит. Несколько раз мне пришлось тормознуть, чтобы вытащить ветки, застрявшие в колесных спицах, но вскоре мы достигли кольцевой дороги, и я свернула налево, выкатив на нее коляску. Эта грунтовая дорога, укрытая пологом лиственных крон, была достаточно широкой для осторожного разъезда двух встречных машин. Хотя на этой дороге редко встречались две машины. На сотне акров хребта Моррисона в те дни жили всего-то одиннадцать человек, с тех пор как год назад пара моих более взрослых родственничков, кузина Саманта и ее брат Кэл, перебрались в Колорадо, к большому огорчению нашей бабушки. Бабуля полагала, что рожденный на землях Моррисон-риджа должен там и упокоиться. И я имела склонность согласиться с ней. Я не могла представить, как можно жить где-то в другом месте.

Пять наших фамильных домов вольготно расположились на обширной территории, скрытые друг от друга лесными массивами. Конечно, все дома соединялись петляющими дорогами. Любовь тоже соединяла нас по большей части, во всяком случае, поскольку всех нас связывали родственные узы. Но порой вспыхивали и гневные разногласия. Не могу отрицать этого. Проезжая с папой мимо поворота к дому дяди Тревора и тети Тони, я чувствовала, как во мне закипает раздражение. Папа оглянулся на аллею, ведущую к их дому, хорошо скрытому деревьями. Я думала, что он вспоминает недавний спор с дядей Тревором, который увлекся идеей развития своей двадцатипятиакровой доли Моррисон-риджа. Он пытался уговорить моего отца и тетю Клаудию продать ему их наследственные участки по двадцать пять акров, чтобы он смог организовать свой бизнес на широкую ногу.

Но папа считал его идеи неудачными.

– А вот и Амалия, – сказал он, и я увидела Амалию, вышедшую на аллею от дома дяди Тревора.

Амалию я могла бы узнать издалека. Она обладала гибкой фигурой танцовщицы, и я всегда завидовала тому, какой грацией исполнены ее движения. Даже одетая, как сейчас, в простецкие шорты и футболку, она, казалось, скорее плыла, чем шла. Поставив коляску на тормоз, я побежала навстречу ей по аллее. Она несла корзинку с чистящими средствами, но поставила ее на землю и раскрыла мне объятия. Ее длинные волнистые каштановые волосы мягко коснулись моих голых рук. Мне всегда казалось, что от ее волос исходил приятный аромат жимолости.

– Когда ты дашь мне следующий урок танцев? – спросила я, когда мы начали подниматься по аллее в сторону моего отца. Он с улыбкой смотрел на нас. Я знала, что ему нравится видеть нас вместе. Держа в одной руке корзинку, Амалия другой рукой мягко обняла мои плечи.

– Может, в среду? – предложила она.

– После полудня?

– Идеально, – ответила она.

Летом я могла чаще встречаться с Амалией, что составляло одну из ярких радостей летних каникул. С ней я чувствовала себя на редкость свободно. Никаких правил. Никаких нудных заданий. Она не настаивала даже на особых шагах, которые мне следовало разучивать на наших танцевальных занятиях. Амалия была воплощением творческой свободы.

– А где же Расселл? – спросила Амалия, когда мы подошли к моему отцу.

– Молли пожелала сама доставить меня домой, – ответил папа.

– Смотри, не потеряй его на провале, – предостерегла меня Амалия, но я поняла, что она пошутила. Беспокойной душой ее не назовешь. Во всяком случае, мне она никогда не показывала своего беспокойства. – Может, мне помочь вам спуститься с провала? – предложила она.

– Тогда тебе потом придется долго подниматься на вершину горы до дома, – покачав головой, сказал папа.

Амалия жила на бывшей невольничьей делянке рядом с домом моей бабушки у самой вершины хребта Моррисона. Невольничьи хижины расширили и осовременили, превратив две крошечные постройки в единое просторное жилище из дерева и стекла. Амалии удалось перестроить и превратить эти лачуги в довольно привлекательный дом, но некоторые из обитателей хребта Моррисона считали, что для ее стиля жизни как раз подходила невольничья хижина. Мой отец не принадлежал к их числу.

– Ладно, если вы уверены, что справитесь сами, – согласилась Амалия, хотя я не поняла, к кому из нас она обращается.

– У нас все будет в порядке, – успокоил ее папа. – Похоже, этим летом особую радость Молли доставляют танцевальные занятия.

– Она держится естественно. – Амалия коснулась моего плеча. – Сосредоточенно и бесстрашно.

Мне показалось, что она использовала для описания моего поведения в танцах очень странную характеристику: «бесстрашно». Но мне это слово понравилось. По-моему, я поняла, что Амалия имела в виду. Когда мы кружились в ее доме, у меня возникало ощущение, будто я попала в какой-то запредельный, лишенный всяческих связей мир.

– К Молли сегодня приедет в гости подруга, – сообщил папа. – Они собираются ночевать в лесном доме.

– Если мама согласится, – добавила я.

Он, видимо, забыл об этой оговорке.

– Да, – сказал он. – Когда Нора даст свое согласие.

– Рискованное приключение! – Зеленые глаза Амалии сверкнули, и я кивнула, но она не смотрела на меня. Ее взгляд устремился на моего отца, а у меня возникло чувство растерянности, иногда возникавшее в их обществе. То ли у меня разыгралась фантазия, то ли эти двое действительно понимали друг друга без слов?

Амалия опять взялась за свою корзину и повесила ее на плечо. Я заметила там бутылку белого уксуса, выглядывающую из-под тряпки для пыли. Дэни говорила мне, что после уборки Амалии в доме много дней пахнет уксусом. Амалия прибиралась во всех домах Моррисон-риджа. За исключением нашего.