Джозеф Джефферсон Фарджон - Тринадцать гостей. Смерть белее снега (сборник)

Чтобы понять душевное состояние Балтина и ту отрешенность, с какой его тренированный ум воспринял инцидент, чуть не приведший к прорыву целой эмоциональной плотины, придется вернуться на десять лет назад, в тот день, когда рьяный, но доселе неизвестный молодой журналист принял важное решение. Сидя в неказистой жилой комнате и разглядывая себя в зеркале, он изрек: «У тебя ничего не получается. Почему?» Действительно, почему? Почему на него не обращают внимания? А третий за день издатель отказался принять его? Неужели в рвении и упорстве нет толка? В готовности к труду, обязательности, восприимчивости? Балтин обладал всеми этими качествами, а вдобавок к ним средней способностью цеплять одно к другому слова. Почему же тогда он никак не выберется из опротивевшей комнаты? И даже не мечтает о том, чтобы зайти в ресторан напротив и заказать куриное крылышко? Почему, черт возьми, он голоден?!

И тут его отражение как будто изменилось. Исчезли отчаяние и рвение. Взамен возникло нечто новое, и, будучи не только голодным, но и умным, он вгляделся в эту новизну. Имя ей было ранее небывалое, холодное бессердечие. В нем не было места вере в гуманность, поэтому оно не зависело от человечества. У Балтина возникло ощущение, будто в нем отмерла чувствительная душа, а то, что осталось, обрело мощь.

«Либо успех, либо утопиться», – трезво подумал он.

Нахлобучив шляпу, Балтин вышел из дому, еще не решив, как действовать. Река была справа, редакция, где царил недосягаемый издатель, – слева. Швейцар, уже трижды имевший с ним разговор, завидев его, воскликнул: «Ты что, не понимаешь, что значит «нет»?»

Балтин что-то черкнул на клочке бумаги и со словами «Отдай это дураку-издателю» ушел. На бумажке было написано: «Я бы мог отдать вам статью Бернарда Шоу с его подписью. А теперь поздно. Меня можно найти по этому адресу…»

На следующий день статья вышла в газете-конкуренте. Издатель, слабый человек, больше всего боявшийся падения тиража, так и не узнал, что Балтин не отдавал статью конкурентам. За два часа до того, как Балтин накалякал свою грубость, ее продал им его знакомый. Издатель послал за Балтином и предложил работу. Тот предложение отверг.

Ему удалось занять пятьдесят фунтов, и он повел одинокую, странную жизнь. Не чураясь журналистских кругов и света, лелеял свое одиночество. Его манера заставляла предположить некие личные обстоятельства, какие отсутствовали. Встретив Лайонела Балтина в те дни, нельзя было не подумать, что ему досталось крупное состояние, хотя он вовсе не проявлял расточительности, и отныне ему море по колено. А успешный человек привлекает успех.

Трудно сказать, достиг ли бы Балтин своей цели без светской колонки. Она была последним остатком работы, ускоренно испарявшейся в то время, когда он пришел к своему решению, да и она дышала на ладан. Теперь же колонка стала возрождаться. В ней отсутствовала былая мягкость. Она выбалтывала удивительные вещи об удивительных людях. Читая ее, другие люди таращили глаза и морщились от грубости. Попадались в ней и скупые похвалы – в роли приманки. Подпись «Балтин» привлекала внимание.

«А что говорит Балтин?» – все чаще звучал вопрос.

Актриса в ресторане «Савой» – да, теперь Балтин бывал и там – покинула свой столик, чтобы поведать ему о потере жемчужного ожерелья. Всего за две-три недели до этого он преодолел бы пять миль, чтобы встретиться с ней, а теперь она сама прошла пять ярдов ему навстречу. Завтра в его колонке ее ожерелье было оценено вдвое дороже истинной стоимости, здесь же предлагалась душераздирающая история о том, как актриса пренебрегла паштетом из фуа-гра, чтобы рассказать автору о своей утрате. На самом деле на столике актрису ждал всего лишь томатный суп, а ожерелья она вовсе не теряла. Но кого волнуют такие мелочи? Важно было то, что завершающая фраза колонки Балтина граничила с клеветой, не перерастя в нее.

Раньше в колонке Балтина был один абзац, теперь она выросла до двух, дальше – до целой страницы. На возврат пятидесяти фунтов потребовалось совсем немного времени. Балтин «убил» себя, но вместе с собой прежним покончил и с финансовыми трудностями. Его «труп» разбогател…

Подобно тому, как та актриса в ресторане «Савой» клюнула на его известность, Зена Уайлдинг теперь позировала ему на платформе Флэншем, надеясь выжать хотя бы абзац из своего кокетливого багажа, парижской шляпки и ослепительных зубов.

– Как неудобно! Я всех задерживаю? – простонала она, видя, как шествуют к машине мистер и миссис Чейтер.

– Да, – подтвердил Балтин. Впоследствии в его колонке было упомянуто это неучтивое согласие.

А потом Зена забыла про багаж, шляпку и зубы. Про Балтина она тоже забыла. Перед ней предстал мужчина, долгие часы томившийся в «Черном олене».

Она ахнула. На мгновение даже будто бы постарела. Застыв, уставилась на мужчину. У Балтина создалось впечатление, что Зена по-кошачьи выгибает спину. Потом она, отвернувшись, метнулась к машине. В нее как раз садилась миссис Чейтер.

– Что-то случилось? – безразлично осведомилась та.

– Ничего! – крикнула Зена. – Какой угол предпочитаете?

Мистер Чейтер оглянулся, увидел незнакомца и тоже застыл. Но он справился с собой быстрее Зены. Удивленное выражение его лица сменилось улыбкой, и он сделал шаг навстречу чужаку. У того торчала изо рта незажженная сигарета.

– Огоньку? – предложил Чейтер.

Человек с сигаретой был очень бледен. Чейтер чиркнул спичкой, но тот ее задул.

– Скоро увидимся, – процедил он.

– Я бы не советовал, – тихо ответил Чейтер и через две секунды уже садился в автомобиль.

Балтин, собиравшийся последовать его примеру, передумал и с беззаботным видом приблизился к человеку с сигаретой.

– Что это вы? – промолвил он, доставая коробок. – Один конец полагается зажигать.

Человек резко обернулся. Десятью годами раньше Балтин много отдал бы за такое выражение глаз. Теперь испытал всего лишь слабый интерес.

– Лайонел Балтин, – представился он. – Приехал на уик-энд в Брэгли-Корт. Пробуду там до утра понедельника. Я плачу за материал для заметки – если нахожу ему применение.

Второй раз за вечер незнакомец чудом избежал припадка безумия. Впервые это случилось из-за музыки, звучавшей из дешевого автомата.

– Брэгли-Корт? – повторил он неожиданно спокойно. – И вы туда же! – Он прикурил и добавил: – Вам будет о чем написать.

В машине все сидели прямо, чувствуя себя скованно. Балтин был принципиальным противником попыток поднимать людям настроение, а натужное веселье Зены Уайлдинг помогало не больше, чем его молчание. Пассажирам был интересен один-единственный предмет, но о нем не упоминали.