Агуш Лекс - Осенние снега. Сборник стихов

Мне так удобны малые тревоги:
и моросящий дождика привет,
и в хлябь степи ушедшие дороги,
и грязь, отягощающая ноги,
и паутиной отражённый свет.

Листва, едва шуршащая в беседе
и древний шёпот капель без конца
смывают тишину в твоём ответе,
как в облаках черты смывает ветер
невыносимо милого лица.

Мне так легко, пленительно – спокойно,
так странно, что как будто не чужой
среди берёзок – в реверансе стройном —
багряном, золотом, благопристойном;
лишь птичий крик прощанием невольным
зовёт тянущей, плачущей струной.

Бессмысленно искать, что значит «дружба»,
Слова великих не помогут тут.
Скажи, если тебе чего-то тебе нужно,
Приду, когда другие не придут.

Я, видимо, не тех люблю,
не так я, видимо, настроен —
от счастья что-то не пою,
в печали лишь о счастье вою.

Туманом брошена. Росу —
она холодная такая —
в ладони я к груди несу
и ею сердце остужаю.

и чем тоскливее мотив,
тем он нежнее почему-то:
всё как у всех: частично жив,
частично – мёртв уже минуту.

Запускали ребята змея,
он летел, а за ним их – стая.
Все бежали, кричали, веря,
что с ним вместе они летают.

Запускали воздушного змея —
в небесах он висел, парящий,
из бумаги сделан и клея,
а летает – как настоящий!

Что игрушка… сказать несмело —
промолчал даже честный кто-то!
Да какое, в принципе, дело,
есть же счастье и чувство полёта!

Диалог воображаемых героев
в пустой комнате моей головы:

Мне некогда. Уходишь – уходи.
Я не гоню, но дверь закрой, пожалуй.
Не знаю, что найдешь ты впереди,
но что-нибудь найти тебе желаю.

Пусть я «козёл», «моральный деградат»,
хоть как зови. И уходи «fare presto»;
в тебе теперь есть собственный талант,
раз говоришь, что нам с тобою тесно.

Я рад, что это всё сказала ты.
Я не могу, не мог все наши двадцать.
Я вижу, что твои глаза пусты,
и об любовь не стану спотыкаться.

Всё наше – прошлое. Мы разные, прости,
ласкай своё разбитое корыто.
Мне некогда. Уходишь – уходи!
Не возвращайся. Некуда. Закрыто.

Чудаковатые танцы
на глади озера – в сланцах.
Танцует – значит, так надо, —
и ни к чему не придраться!

А может, справку оформим?
И запретим целоваться
тому, кто в глянцевых сланцах
танцует в озере танцы?
Чтоб только если за двадцать,
и чтоб воды не касаться,
о звёзды не спотыкаться,
и в небе не отражаться!

Иначе эти поганцы…
Без разрешений инстанций
вдруг возомнят, что посланцы
каких-то высших субстанций…
и нам аукнутся «танцы»
так, что потом от квитанций
нам будет не проморгаться…
…да что ж мы делаем, братцы?!!

Нам говорят, что Зло – внутри, – и лгут.
Нам говорят: стремитесь к совершенству,
когда перед глазами там и тут
мы видим тьму, обман и непотребство,
и жизнью правит ложный идеал
без капли совести, щелчками банкомата.
А тот, внутри который, так устал,
что прячется стыдливо и распято.

Мы маски. Мы почти не то, что есть.
Добро боится, за добро накажут.
Нам репутация важней, чем даже честь.
Добру наружу бы, но стражи, стражи, стражи…

Она читала Ремарка, потому, что так модно,
Она не кушала сахар, она ходила голодной,
Она была б кем угодно, но носила пальто…
Она была независимой даже от боли,
и будь советское время, она была б в комсомоле,
но время сейчас другое… Она – никто…

Задёрнуты шторы для дома напротив.
На светлых обоях всегда полумрак.
Она пыталась быть против.
Но кто её спросит!? (неск. раз)
Она хваталась за штору, а дальше – никак…
…
Но каждый вечер Она оживала в контакте,
Она искала своих на этой спутанной карте
среди друзей и знакомых или знакомых едва…
И, вроде бы, находила, и не стеснялась вопросов,
но всех пугала её вооружённая проза,
и диалог превращался в пустое, как правило, в два…
А перед сном за окном – то драконы, то птицы,
Она не знала сама, а почему ей не спится,
и с кем ей жить, и с кем биться, когда становилось темно.
И для чего-то опять сердце жгло и болело,
Она привыкла, Она ни о чем не жалела
и, просыпаясь, глядела в зашторенное окно.

Задёрнуты шторы для дома напротив.
На светлых обоях опять полумрак.
Она хотела быть против.
Но кто её спросит!? (несколько раз)
Обычная штора – какой-то пустяк…

На лунную дорожку посмотри —
игривая, таинственно манящая!
Закрой глаза. Подумай и замри:
всё это – ни на миг не настоящее.

Всё – света отражение у ног —
протянешь руку, тьма охватит холодом,
всего лишь блеск, молчание, песок,
пустыня, фаршированная голодом.

Ты выдумал, твой идеал – мираж.
Глубины глаз, певучей речи патока
на самом деле – маска, макияж,
банально нанесенный перед завтраком.

И даже фраза «крашусь для себя» —
такая ложь (но сказанная искренно),
что умиляешься, всё более любя,
вот этим – ежедневным и …бессмысленным?

Ну нафиг! Не проникнись в этот бред!
Ни в дюйм, что произносят эти ротики.
Ведь если каждый их судить ответ,
то половина мира – идиотики!

Мой милый друг, прекрасна красота,
за ней воображаем что-то тайное.
Закрой глаза. Ты видишь – пустота?
Обычная, печальная, зеркальная.

И ничего-то сказочного нет —
не возноси, затопит чувства паводок!
Луна – Луной, а это – просто свет,
из облаков упавший криво на воду.