Агуш Лекс - Три точки… Сборник стихов

Давай, я нарисую твой портрет:
Днём хочешь спать, а по ночам не спится.
Мечтаешь быть как лица на странице.
Ты скажешь «Да», потом, подумав, «Нет».

Не взглянешь в зеркало, пока не выпьешь чай.
Не любишь вкус лимона – только запах.
В пушистых тапочках – а думаешь, что в лапах —
семь раз зайдёшь на кухню невзначай.

Ты хочешь куклу, а берёшь смартфон.
Не пишешь первой – ждёшь, чтобы ответить.
И самая печальная на свете
из функций на смартфоне – «телефон».

Ты не готова к собственным слезам.
Наедине с собою очень страшно.
Ты, отступая гордо и отважно,
не веришь чувствам, взглядам и словам.

Твой мир – он не вокруг, он за углом.
Не успеваешь за собою. Жалость.
Тебя зовут. Идешь. Вдвоём, втроём…
а ощущение ненужности осталось…

Твой облик – невесомый силуэт
из тени выступающих деталей,
Ты хочешь, чтоб Тебя нарисовали,
но, свет любя, боишься выйти в свет.

Сижу в своей голове:
прибраться ли, не прибраться?
С одной стороны – «да не!»,
А надо бы постараться мне…
Злюсь на себя. Рысь.
Когтями мозги препарирую,
мне бы сказать «брысь» себе, —
не реагирую…

Забыть и не знать совсем!
Сто раз зарекался,
чего толочь!
Без чувств, увы, не бывает тем,
– Зачем тебе темы, бестолочь!
Книжки писать? Сочинять стихи?
Жукашечками по белому?
«Хи-хи» – сверху
и снизу – «Хи-хи».
Как тебе, ошалелому?

Быть или не быть?
Не в шубу влезаешь, в сеть!
Зачем мучить себя?
Любить
так сильно, что больно смотреть!?
Зачем?
Зачем приоткрыта душа?
А кто не боится врозь?
И снова и снова – как будто спеша
ты падаешь грудью на гвоздь…

– «Ай!» – это моё драгоценное Я
живущее «гармонично»…
– Признайся же! Ну же! —
И тайна твоя
Не будет сугубо личною!
Боишься?
Осудят?
Молчишь…
Тебя безумия сгложет бес…

– Боюсь? Да ничуть! Я молчу любя, —
Мой это будет крест…
и только!
Я сильный, я столько горел,
зачем же сгорать другим?
Прибраться бы только в своей голове.
Я – Феникс! Я не опалим!

Сегодня назовёт свиньёй.
Как завтра назовёт? Подстилка?
И одноклассник, вроде, свой.
Но как чужой…
как враг…
ухмылка…

Свинья?
Я для него «свинья»?
Меня вот так он представляет?
Не знаю я,
какая я,
но не хочу и не желаю!

Я с ним борюсь, я так борюсь!
Держусь в одну восьмую века…
Я не его —
себя боюсь,
я в нём теряю Человека!

Был добрый.
Он вначале так…
Такой, как раньше – я то знаю!
Потом…
потом приходит страх…
Чутьё…
Я спину напрягаю…

Он говорит: Привет свинье!…
До слёз,
и сердце разрывает…
Не от того, что больно мне я плачу —
я Его теряю!

Я выпадаю из реальности,
как из картонной пачки сигарета,
и, ударяясь мыслями о крайности,
я часто думаю об этом.
2
И, просыпаясь в странном окружении,
не удивляюсь превращениям,
перебирая пальцами видения,
живу воспоминанием-сомнением.
3
Взлетаю ввысь, сжимающимся паром
встаю и падаю в расщелину окна,
и, раздуваясь раскаленным шаром,
не достигаю огненного дна;
4
Или, зависнув, соглашаюсь с Летой,
что иронично свёрнута реалия,
в которой осень крутится монетой:
А я ли я?

Не существует бестелесных слов.
Слова для чувств – что платье из гранита,
для образов слова сродни оков,
для вечности – беззвучная сюита.
Но в связи слов живой способен глас
струной дрожащей, тающей палитрой
сплести столетний быстротечный час
с непостижимой тихою молитвой.

Когда вдруг неожиданно из ада
Ты попадаешь в райский уголок —
В глаза бросаются слащавость и бравада,
Становишься закрыт и одинок.

Не радуют приветствия, приёмы,
Шарахаешься дружеских услуг,
Озлобленности чувствуешь симптомы
И фальшь излишне мягких, теплых рук.

И признаки довольствия на лицах
Считаешь ты следами пустоты,
И не находишь повод веселиться
Среди счастливой праздничной толпы.

Под компас настроения магнит
Беззлобно сунули, сменив басы на хрипы, —
А кто-то очень добрый говорит,
что это все – твои стереотипы.

Мне внутренней довольно тишины,
Не отвлекают осени проделки:
Ни гром упавшей за спиной сосны,
Ни писк и скрип ругающейся белки.
Ни деловитое пыхтение ежа,
Среди листвы проторившего тропку,
Ни шорох пожилого камыша,
Что гимн осин подтягивает робко.
Лист, падая, спиной заденет лист,
И рядом всхлипнет неизвестный кто-то,
И вспышкой яркой пронесётся вниз
Вдруг рыжий хвост, мелькнув у поворота.

Вот, кто-то смог сбежать
из круга дяди Вали.
Кому-то не понять —
Он снова сделал круг.
А третьим на роду —
взбираться по спирали,
наматывая нить
на бренном берегу.
За нитку старичок
Вылавливает души,
у ног своих кладёт —
в садок иль кошке в пасть:
Тут жить – единый миг,
не успевая слушать,
но успевая крик
единственный издать.

Боюсь писать не о злом,
О добром боюсь писать.
Вдруг прочитает не тот,
Вопросы начнет задавать:
Что? Когда и почём?
Сразу не мог сказать?
Эх, хорошо бы мне
Эти ответы знать!
Знал бы я, где ответ —
Сам за тебя бы спросил…
Хоть и не я паркет,
Где ты упал, стелил.
Только научен, да,
Ждать, терпеливо ждать,
Сверху смотреть лишь когда
Другим помогаешь встать.

Синим безлунием жахнуло небо,
Те, кто стоял – упали и померли.
Стены взлетели. И крошками хлеба
Сыпались, сыпались, сыпались по полю.
– Ах! – скрипел паренёк в горелом, —
Я замерзаю, где мои шлёпанцы?
Рядом вопила женщина в белом:
– Солнце сожрали! Сожрали солнце!
Рвами глазниц асфальт заворочался,
Словно земля хотела зажмуриться.
Рад горизонтов двигался, корчился,
Мучился, плакал, пытался хмуриться.
– Где мои ноги? – орал подвыпивший,
Страшный лицом, как нутро утопленника
И руками какого-то бывшего,
Раньше подвижного, лапал гопника.
Взявшись за плечи слепые и зрячие
Вдаль уползли ручейком муравейника…
Эту картину в складках прячу я
Писем массовикам – затейникам.