Давид Фонкинос - Тайна Анри Пика

Дельфина и Фредерик с большим удовольствием перебирали всевозможные гипотезы, пытаясь раскрыть романтическую подоплеку этого романа. Внезапно автора «Ванны» посетило озарение:

– А что, если мне описать эту историю – все перипетии нашего открытия?

– Ну конечно, прекрасная мысль!

– Я мог бы назвать ее «Рукопись, найденная в Крозоне».

– Да, это удачная параллель [15] Отсылка к незавершенному роману польского аристократа Яна Потоцкого «Рукопись, найденная в Сарагосе». Первые главы романа были опубликованы отдельно в 1797 г. .

– Или, например, так: «Библиотека отвергнутых рукописей». Тебе нравится?

– Еще того лучше! – одобрила Дельфина. – И вообще, меня устроит любое название, лишь бы ты опубликовал эту книгу в моем издательстве, а не в «Галлимаре».

Тем вечером хваленый роман был на устах у всех обитателей дома Десперо. Фабьенн находила его очень личным: «Он все-таки кажется автобиографическим, да и действие происходит в наших краях…» Дельфина же старалась не думать об интимной стороне романа. Она очень надеялась, что и Мадлен ничего такого не заподозрит, иначе, не дай бог, вдова запретит его публикацию. Когда-нибудь, позже, у них еще будет время покопаться в жизни Пика и определить, есть ли в книге какие-то личные мотивы. Поразмыслив, молодая издательница решила рассматривать замечание матери как поощрение; если книга нравится, всегда стремишься узнать побольше: что́ в ней подлинно, что́ автор пережил на самом деле? Литература гораздо чаще, чем другие, изобразительные виды искусства, возбуждает в людях нездоровое любопытство – жадный поиск «интима». Леонардо да Винчи, в отличие от Гюстава Флобера с его Эммой, никогда не мог бы сказать: «Джоконда – это я!»

Конечно, сейчас еще рано было предвосхищать события, однако Дельфина уже понимала, что читатели неизбежно будут копаться в личной жизни Анри Пика. От такой книги можно ожидать любых сюрпризов, она это чувствовала, хотя и не могла уверенно прогнозировать ее судьбу. Случается, издателя, убежденного в том, что он нашел будущий бестселлер, постигает полный крах, но бывает и наоборот: книга, от которой ничего особенного не ждали, вызывает настоящий фурор. Сейчас Дельфине предстояло главное – добиться от вдовы Пика согласия на публикацию. Фредерик, смеха ради, величал ее ПИКовой дамой, однако Дельфине было не до веселья, она-то понимала серьезность ситуации. Фредерик пытался ее успокоить:

– Ну с какой стати она будет упираться? Ведь это же так приятно – обнаружить, что ты провела свою жизнь, сама того не подозревая, рядом с эдаким Пицджеральдом…

– Да… конечно… Но ведь это такой шок – вдруг узнать, что твой муж был совсем другим человеком.

Дельфина побаивалась, что ее сообщение потрясет Мадлен. Ведь та утверждала, что ее муж никогда ничего не читал. И все же в каком-то смысле Фредерик был прав: эта новость сулила вдове большие деньги. Да и услышать ей предстояло не о существовании соперницы, а всего лишь о романе [16] Некоторые скажут, что это одно и то же. (Примеч. автора.) .

Ближе к полудню Дельфина и Фредерик позвонили в дверь мадам Пик. Она тут же отворила и пригласила их войти. Опасаясь с порога приступать к главному, они немного поболтали о погоде, затем осведомились о состоянии больной подруги Мадлен, которую та вчера навещала. Фредерик, задавший ей этот вопрос, очень неумело притворялся, что это его интересует, и Мадлен подозрительно спросила:

– А что, вас это и вправду заботит?

– …

И в ответ на смущенное молчание сказала:

– Ладно, пойду-ка я приготовлю чай.

Вдова исчезла в кухне, что позволило Дельфине испепелить своего спутника яростным взглядом. С влюбленными иногда случается такое: они вдруг начинают видеть друг друга словно в кривом зеркале. Фредерик стал для Дельфины воплощением социофобии, а сам он смотрел на нее как на выскочку с неумеренными амбициями.

Дельфина торопливым шепотом сделала ему выговор:

– Нашел время изображать заботу о больных! Она любит искренность в отношениях, это же слепому видно!

– Я просто хотел создать атмосферу доверия, вот и все. А ты не притворяйся святой. Я уверен, что ты уже отпечатала договор.

– Я?! И вовсе нет. Он еще у меня в компьютере.

– Ну конечно, я был в этом уверен, я ведь тебя знаю как облупленную. И сколько же ты собираешься предложить ей за авторские права?

– Восемь процентов, – с легким смущением ответила Дельфина.

– А за аудиовизуальные?

– Пятьдесят на пятьдесят – классический вариант. Как думаешь, по этому роману можно снять фильм?

– Да, и притом шикарный. А может, удастся даже сделать американский ремейк. Например, такой: действие происходит где-нибудь в Сан-Франциско, среди пейзажей, окутанных легкой туманной дымкой…

– А вот и карамельный чай! – объявила Мадлен, внезапно войдя в гостиную и прервав взволнованное обсуждение условий договора. Могла ли она вообразить, как далеко зашли в мечтах ее гости, уже возмечтавшие о Джордже Клуни в роли ее покойного мужа?!

Фредерик, которого, как и накануне, раздражало звонкое тиканье часов, спрашивал себя, можно ли ясно соображать при таком звуковом сопровождении. Он тщетно пытался думать в краткие промежутки между секундами, – это было все равно что пробираться между струйками в дождливый день. И решил: пускай говорит Дельфина, у нее лучше язык подвешен.

– Вам знакома библиотека Крозона? – начала девушка.

– Ну еще бы! Я и Гурвека хорошо знала, бывшего библиотекаря. Славный был человек и работу свою обожал. Но почему вы спрашиваете? Хотите, чтобы я взяла там какую-нибудь книжку?

– О, вовсе нет. Я заговорила об этой библиотеке, потому что в ней есть одна особенность; может, вы даже о ней слышали?

– Нет, ничего такого я не знаю. И вот что, хватит ходить вокруг да около, скажите наконец, что вам от меня надо. Мне ведь не так уж много осталось жить, – добавила Мадлен своим саркастическим тоном, который приводил ее гостей в замешательство и не позволял насмешливых улыбок.

И тогда Дельфина начала рассказывать ей о библиотеке, все еще не решаясь подступиться к главному. «Интересно, зачем эта девица явилась ко мне – неужели только для того, чтобы поведать историю местной библиотеки, когда она и без того всем известна?» – недоуменно думала Мадлен. Этот проект с отвергнутыми рукописями ее не удивлял, от Гурвека всего можно было ожидать. Вдова отозвалась о нем как о страстном библиофиле только из вежливости и уважения к его памяти. На самом деле она считала его слегка тронутым. Люди говорили, что он очень образованный, но сама Мадлен видела в нем вечного подростка, не способного жить, как взрослые. Всякий раз при встрече он напоминал ей поезд, сошедший с рельсов. Кроме того, она еще кое-что знала о нем. Знала его жену. Окружающие судачили о причинах ее бегства, но Мадлен-то было доподлинно известно, почему жена покинула Гурвека.