Софи Ханна - Тайна трех четвертей

– Какого рода? – уточнил Пуаро.

– О, ничего серьезного. Я уверен, что все изменится, когда он немного подрастет. Как и многие другие мальчики из Тервилла, Тимоти склонен к хвастовству, когда для того нет ни малейших поводов. Иногда он ведет себя так, словно школьные правила на него не распространяются. Как будто он выше всех запретов. Джейн во всем винит… – Хью Доккерилл смолк. – Ой! – Он рассмеялся. – Пожалуй, я веду себя слишком опрометчиво.

– Все, что вы мне рассказываете, отсюда не выйдет, – заверил его Пуаро.

– Я лишь хотел сказать, что, по мнению матери, Тимоти никогда и ни в чем не виноват. Однажды, когда я был совершенно уверен, что должен наказать его за ослушание, Джейн настаивала, Линор Лавингтон наказала меня самого. Она не разговаривала со мной почти шесть месяцев. Ни единого слова!

– Вы знакомы с Джоном Мак-Кродденом?

– Нет, боюсь, что нет. А я должен его знать?

– А с Сильвией Рул?

– Да, Сильвию я знаю. – Хью засиял, довольный, что может ответить утвердительно.

Пуаро был удивлен. Он снова сделал неверные выводы. Ничто не приводило его в замешательство больше, чем собственные ошибки. Он думал, что существуют две пары, как два желтых и два розовых квадрата на куске торта «Церковное окно»: Сильвия Рул и Джон Мак-Кродден, которые не встречали Барнабаса Панди и никогда не слышали его имени, и другая пара, знавшая Панди лично или понаслышке – Аннабель Тредуэй и Хью Доккерилл.

Пуаро сделал ложный вывод, решив, что пары эти никак не связаны и разделены, как желтые и розовые квадраты на торте. Однако теперь все перепуталось: Хью Доккерилл знал Сильвию Рул.

– Откуда вы ее знаете?

– Ее сын Фредди учится в Тервилле, в том же классе, что и Тимоти Лавингтон.

– Сколько лет мальчикам?

– Двенадцать, полагаю. Оба во втором классе и живут в моем доме. Очень разные мальчики. Боже мой, они категорически отличаются друг от друга! Тимоти очень популярен и постоянно окружен восхищенными почитателями. А бедный Фред – одиночка. Кажется, у него совсем нет друзей. Он проводит много времени, помогая Джейн. Она великолепна. «Ни один мальчик не будет чувствовать себя одиноким, если я рядом», – часто повторяет она. И добивается поразительных результатов!

«Возможно, Сильвия Рул солгала, что никогда не слышала про Панди?» – спросил себя Пуаро. Обязательно ли мать должна знать имя прапрадедушки одноклассника своего сына, и особенно если у них разные фамилии? Ведь Тимоти – Лавингтон, а не Панди.

– Значит, у мадам Рул есть сын, который учится в той же школе и живет в том же пансионе, что и правнук Барнабаса Панди, – пробормотал Пуаро больше для себя, чем для Доккерилла.

– Ну и ну. Неужели?

– Мы только что это с вами установили, мсье.

Возможно, Хью Доккерилл плохо разбирался только в родственных отношениях. Ну и еще в том, где лежат разные вещи – например, важные письма.

Улыбка Доккерилла потускнела, когда он попытался разобраться в последних словах Пуаро.

– Сын, который… правнук… Конечно! Да, так и есть. Действительно, вы правы!

«Из чего следует, – подумал Пуаро, – что все не так просто, как розовые и желтые квадраты на торте, нет, понятие пар здесь не годится». Итак, трое получателей писем вполне определенно были связаны с Барнабасом Панди, а четвертый нет – во всяком случае, пока.

Пуаро интересовали два вопроса: убит ли Барнабас Панди? И является ли Джон Мак-Кродден исключением? Или он как-то связан с умершим Панди, но пока непонятно как?

Я составляю этот отчет, который Пуаро позднее назвал «Тайной трех четвертей», на пишущей машинке с неисправной буквой «е». Я не знаю, увидит ли он свет, но если вы читаете опубликованную версию, все «е», конечно, будут безупречны. Тем не менее важно отметить, что в оригинальном тексте есть (или мне следовало бы сказать, имея в виду будущих читателей, «было»?) маленькое отверстие в середине горизонтального штриха каждой буквы «е» – крошечная дырочка в черной краске.

Почему это важно? Чтобы ответить на этот вопрос сейчас, мне пришлось бы сильно забежать вперед. Но позвольте все объяснить.

Меня зовут Эдвард Кетчпул, я инспектор Скотленд-Ярда и рассказываю эту историю – не только с настоящего момента, но с самого начала, хотя мне помогало несколько человек, – чтобы события драмы, происшедшие во время моего отсутствия, не остались без внимания. В особенности я благодарен острому взгляду и словоохотливости Эркюля Пуаро, ведь когда дело доходит до деталей, он ничего не упускает.

Именно благодаря ему я уверен, что не упустил никаких значимых подробностей, которые описываю сейчас, и событий, что произошли до того, как я вернулся из Грейт-Ярмута.

Чем меньше я расскажу о невероятно скучном пребывании на знаменитом курорте, тем лучше. Единственная существенная деталь состоит в том, что мне пришлось покинуть его раньше, чем я планировал (не сомневаюсь, что вы легко представите мое облегчение), после того как получил две телеграммы. Одну от Эркюля Пуаро, который писал, что срочно нуждается в моей помощи и просит немедленно вернуться. Ну а вторую я и вовсе не мог проигнорировать, поскольку ее автором был суперинтендант Скотленд-Ярда Натаниэль Бьюис. И во второй телеграмме, хотя ее прислал и не Пуаро, говорилось именно о нем. Судя по всему, Пуаро «усложнял жизнь» суперинтенданта, и Бьюис попросил его успокоить.

Меня тронула неоправданная уверенность суперинтенданта в моей способности влиять на поведение моего бельгийского друга, и потому, войдя в кабинет Бьюиса, я сел и принялся сочувственно кивать, когда он дал волю негодованию. Мне почти сразу стала понятна суть проблемы. Пуаро считал, что сын Роланда-Веревки Мак-Кроддена совершил убийство, а кроме того, заявил, что способен доказать его вину. Суперинтенданту это совсем не понравилось, потому что он приятельствовал с Роландом-Веревкой и хотел, чтобы я убедил Пуаро отказаться от своих слов.

Не обращая внимания на громкие и весьма разнообразные слова отвращения и возмущения, наполнявшие кабинет суперинтенданта, я занимался тем, что обдумывал ответ. Следовало ли мне сказать: «В моем разговоре с Пуаро на данную тему нет никакого смысла; если он уверен в своей правоте, то не станет меня слушать»? Нет, такое заявление прозвучало бы вызывающе и выставило бы меня слабаком. Кроме того, сам Пуаро хотел срочно со мной поговорить, предположительно, именно об этом деле, вот почему я пообещал суперинтенданту убедить моего друга прислушаться к доводам здравого смысла.

Я думал, что от Пуаро узнаю, почему он считает сына Роланда-Веревки убийцей в то время, когда никто более так не думает, и передам его соображения суперинтенданту. Этот план выглядел вполне реальным, и я не видел смысла усложнять дело, указывая на то, что «он сын друга моего друга», что не являлось доказательством невиновности или эффективной защитой.