Павел Виноградов - Россия на распутье: Историко-публицистические статьи

В связи с агитацией в пользу отнятия прав университетских воспитанников стоит характерное предположение отбирать в университет только тех, кто интересуется наукой, а остальных, ищущих практической деятельности и прав, направлять экзаменоваться в государственных комиссиях, допуская их слушать лекции, сколько они хотят и как хотят, в качестве вольных слушателей. За эти проекты надо быть глубоко благодарными их составителям, потому что они приводят всю заманчивую проповедь свободы слушания и государственных экзаменов к ее конечным последствиям и – к к чему-то нелепому… Вместо университетов получаются какие-то ученые семинарии для приготовления «людей чистой науки», вполне равнодушных к практической жизни и деятельности. Вместо студентов – не только «отдельные», но и «временные» посетители университетских аудиторий, могущие быть удалены из них без всяких осложнений при первом недоразумении или неудовольствии. Вместо совместной работы профессоров со слушателями – испытательные комиссии, которые будут фабриковать дипломы и отказывать в них в совершенном неведении относительно того, как проводит время испытуемый до появления перед экзаменным столом и каким путем приобрел умение отвечать на вопросы программы. Я думаю, что многие даже из тех, кто не совсем доволен традиционными порядками русских университетов, присмотревшись к этой картине, предпочтут продолжать занятия с молодыми людьми, ищущими, между прочим, и прав в практической жизни. Их, быть может, утешит соображение, что и практическая жизнь нуждается не в одних людях, упразднивших в себе всякие помыслы о высшем образовании, и что большинство тех, кто не гнушается дипломом и нуждается в нем, совсем не так цинически равнодушно к идеям высшего образования, как изображают строгие цензоры нашего студенчества. Будем надеяться, что последним не удастся провести программу, истинным девизом которой может быть тацитовское: «расет vocant, solitudinem faciunt» 203.

Если свобода слушания и соединенные с нею отделение государственных экзаменов и отнятие у университетских воспитанников прав не годятся для наших университетов, то является вопрос: не следует ли подчинить последние строгой школьной системе? Можно, пожалуй, распределить всю массу студентов между преподавателями, ассистентами и туторами, следить за всеми подробностями занятий каждого кружка, задавать уроки, производить репетиции. Мне кажется, подобная организация так же мало годна для наших университетов, как и свобода слушания.

Во-первых, ее едва ли будет под силу осуществить с нашим довольно скудным преподавательским составом. Чтобы провести ее сколько-нибудь достойным образом, нужен весьма многочисленный штат руководителей, способных разрешить чрезвычайно трудные педагогические задачи занятий с взрослыми людьми. Конечно, номинально во главе будут стоять профессора, но при множестве студентов они должны будут передоверять большую часть занятий ассистентам и туторам, а помощь последних, как бы она ни была полезна при постоянном руководстве профессора, не может ни в каком случае быть заменой этого руководства. Попытка перестроить университетское преподавание таким способом повлияет неизбежно на понижение его качества. Во-вторых, нельзя не принять во внимание и то, что студенты, в общем, едва ли отнесутся сочувственно к подобной реформе. Помимо дурных побуждений, в данном случае скажется совершенно естественное стремление молодых людей к известной самостоятельности и свободе располагать своим временем и способностями. Проводить школьную систему в университете можно было бы только путем постоянного и педантического гнета, ежегодной борьбы с уклонениями, с оппозицией. На это можно было бы решиться только при неимении никаких других средств и при уверенности в громадной пользе подобного порядка, а надо сказать в заключение, такого убеждения быть не может. Наоборот, такая попытка совершенно убьет свободный интерес к науке, которым живут не только ученые исследования, но и воспитание юношества. Что бы ни говорили об университетской молодежи, в большинстве ее представителей в той или другой форме, в той или другой степени, проявляются идеальные стремления. Все эти лучшие будут подавлены школьной муштровкой, а чернь, которая есть везде, немного выиграет от того, что ее прогонят сквозь строй репетиций. Подчинять организацию университетов желанию подгонять худшую часть их состава едва ли уместно и полезно.

Остается подумать об усовершенствовании выработавшейся у нас исторически системы факультетского руководства. При этом придется пользоваться и учебными планами, и экзаменами, и практическими занятиями, но пользоваться так, чтобы по возможности ослабить, если не устранить, присущие каждому из этих педагогических средств недостатки.

Мы видим, например, что руководство обращается в деспотизм или в фикцию, если связывать с ним слишком обширные и неподатливые требования и тем самым закрывать студентам возможность удовлетворять свободную любознательность. Первым указанием, отсюда вытекающим, должно быть составление учебных планов, обнимающих лишь предметы строго необходимые для подготовки по каждой отдельной специальности, а не совокупность предметов, имеющих более или менее отдаленное отношение к ней. Иначе говоря, вместо общих планов по факультетам или хотя бы даже по отделениям, в том обширном смысле, как у нас употреблялось до сих пор слово «отделение», планы обязательных курсов должны быть групповые на менее широком, но прочном фундаменте.

Например, на историко-филологическом факультете можно было бы разрешить, быть может, следующие комбинации предметов, кроме логики и психологии, которые должны слушаться всеми:

1 ) Древние языки (и литература), сравнительное языкознание, история древней философии, древняя история.

2) Славянские наречия, славяноведение, сравнительное языкознание, история всеобщей литературы (или история русской литерату-ры).

3) Русский язык , история русской литературы, история всеобщей литературы, история философии, русская история.

4) ( Германские) (или романские) языки, сравнительное языкознание, история всеобщей литературы, история философии, всеобщая история.

5) История , всеобщая и русская, история философии и древние языки (или русский язык и литература, или история искусства).

6) Философия , история всеобщей литературы, всеобщая история, древние языки.

7) История искусств , история философии, всеобщая история, история всеобщей литературы, древние языки.

В каждой группе один предмет будет главным и на него должно быть обращено особенное внимание занимающегося.