Энтони Саммерс - Дело Романовых, или Расстрел, которого не было

Дитерихс, безотносительно его военных качеств, был наполнен религиозным и монархистским фанатизмом, и полагал, что у него была личная божественная миссия спасти Россию от крушения. Его прозвище среди его чиновников было «Орлеанская дева в галифе». Генерал Дитерихс смешал в одну кучу эсеров и евреев, как сосредоточение всего зла, и считал их предателями, снюхавшимися с большевиками, даже когда они боролись на антикоммунистической стороне. Антисемитизм, переполнивший книгу Дитерихса о гибели Романовых, появившуюся в 1922 году, не позволил перевести и напечатать ее в Англии. Книгу сочли фашистской брошюрой. Дитерихс был поглощен поисками большевиков и евреев на территории, занятой белыми, и разыскивал их. Неудивительно, что для того, чтобы оправдать отстранение следователя Сергеева от следствия Дитерихс прибегнул к клевете.

Сначала он обвинил его в том, что он плохой следователь, и когда он не нашел никаких веских доказательств, подтверждавших это обвинение, напал на следователя не как на следователя, а как на человека. Дитерихс писал: «.Сергеев, хотя и крещеный, а все же был еврей, еврей по крови, плоти и духу, а потому отказываться от своих соплеменников никак не мог. Он отлично видел, что главари советской деятельности в Екатеринбурге были евреи…»

Генерал обвинил Сергеева в том, что он, работая на эсеров, фактически нашел способ предупредить большевиков, о ходе расследования, опубликовав в газетах обращение к каждому, имеющему соответствующую информацию, связаться с ним. Добавив, что Сергеев не мог таким путем отыскать реальных свидетелей, он обвинял его в «безделье и преступной халатности». Смысла это не имело, поскольку, как было отмечено, именно во время работы этого следователя, исполняющего свои служебные обязанности, были найдены и опрошены все главные свидетели.

Подрыв репутации Сергеева имеет больше смысла, если мы представим возможное отношение реакционной части белогвардейцев, таких как Дитерихс, к загадке исчезновения Романовых.

В течение некоторого времени после исчезновения императорской семьи, те, кто был наиболее лоялен к царю, распространили легенду, что царь был все еще жив, считая по-видимому, что мысль об этом сплотит людей в борьбе. Но к концу 1918 года эта надежда стала таять; прошла половина года, как семья исчезла, и здравый смысл, кажется, говорил – если царь жив, он должен был обнаружиться.

И если белогвардейцы теперь нуждались в некотором альтернативном способе сделать политический капитал на исчезновении Романовых, то следователь Сергеев, конечно, не помогал им в этом. Несмотря на все, что он узнал, он все еще говорил о сфальсифицированных свидетельствах и о версии, по которой большинство Романовых покинули Дом Ипатьева живыми.

Белые генералы, включая Дитерихса, казалось, потеряли терпение. Если семья действительно умерла, было бы пустой тратой времени разбираться в тонкостях и противоречиях свидетельств. Для белогвардейского руководства все было ясно, в их интересах было признать, что вся семья была действительно убита в Доме Ипатьева.

Это был мотив для пропаганды, преследующей две цели – представить большевиков как бессердечных убийц беспомощных женщин и детей, и в то же время сделать из Романовых мучеников. Глупые истории, рассказанные князем Львовом и генералом Жаненом, возможно, были первыми неуклюжими усилиями начать эту черную пропаганду против большевиков.

Но бездоказательные истории комикса ужасов никого не убедили бы надолго; было необходимо официальное расследование, начавшееся с твердого убеждения – все Романовы умерли в Екатеринбурге – которое доминировало в Омске.

В 1974-м наше расследование привело нас в Лос-Анджелес, к пожилому российскому эмигранту по имени Григорий Птицин. В 1918 году он был белогвардейским офицером, обязанности которого заставляли регулярно посещать штаб адмирала Колчака в Омске.

Птицин хорошо помнит отказ, который он получил, когда попытался сообщить о разведывательной информации, которая вызвала сомнения относительно расстрела в Доме Ипатьева: «Я сообщил о полученной информации адмиралу, который сказал, что мы все предполагаем, что царь убит, и надеемся, что это остановит все попытки найти его живым. Нам приказали говорить всем, что он был мертв, и это – то, что мы продолжали делать». Атмосфера для окончания белогвардейского расследования в Екатеринбурге была неблагоприятной.

Но 7 февраля 1919 года генерал Дитерихс объявил о назначении третьего и последнего официального следователя, который с этого времени должен был работать непосредственно с ним. Новым следователем был Николай Александрович Соколов. Более чем через шесть месяцев после Екатеринбургских событий ему поручили начать «предварительные расследования».

Николай Соколов был маленьким, энергичным человеком 36 лет, когда он начал свое расследование. У него были редкие темные волосы и высокий лоб. Его бледному, скорее утомленному лицу придавал неуверенность бросающийся в глаза контраст между одним глазом ярким и внимательным и другим, пустым и невыразительным.

В действительности это был искусственный стеклянный глаз, результат несчастного случая на охоте, и это выглядело еще более странным, потому что он к тому же был поврежден. У него были усы и привычка тянуть или кусать их. Он был очень возбужденным, и при разговоре приводил в смущение тех, с кем он разговаривал, расхаживая вдоль и поперек, постоянно потирая руки. Но на официальных встречах он говорил спокойно и уверенно, взвешивая каждое слово, сгорбившись на стуле почти вдвое. Соколов изучал право в Харькове, на Украине, и дослужился там до «следователя по особо важным делам».

После того, как большевики захватили власть на его родине, Соколов уехал из своего дома и от семьи, чтобы избежать работы с коммунистами, и отправился в Сибирь, переодевшись крестьянином. Рассказывают, что всю дорогу он прошел пешком, и гордился этим. Даже сфотографировался в крестьянской одежде на простеньком фоне в студии.

Следователь Николай Соколов

Соколов был, по выражению Керенского, «верный в высшей степени монархист». Он написал в предисловии своей книги: «Время настанет, когда национальный лидер вступится за честь императора. Тогда он будет нуждаться во всем материале, собранном во время следствия».