Аманда Гефтер - На лужайке Эйнштейна. Что такое ничто, и где начинается всё

Я смеялась про себя, думая о том, насколько некоторые мои старые одноклассники из Новой школы, которые постоянно несли постмодернистский бред, были бы рады услышать, что истина относительна. Конечно, то, что говорила Маркопулу, никак не попадало в их систему понятий: ни то, что относительность истины определяется геометрией систем отсчета и объективными законами физики, ни то, что под «наблюдателями» тут имелись в виду отнюдь не люди, а «независимые наблюдатели» не подразумевали субъективности. Но я легко могла представить себе, какой простор для произвольных интерпретаций тут открывался.

В результате разговора с Маркопулу было ясно одно: прежний подход к космологии больше не работает. Мы больше не можем продолжать делать вид, что можно описать Вселенную извне, с точки зрения внешнего богоподобного существа. Необходимо брать в расчет то, что видят отдельные наблюдатели изнутри своих световых конусов.

Тротуары Нью-Йорка пылали жаром. Я чувствовала себя обладателем Тайны. Город, по которому я шла, был совсем не тот, который я оставила, когда входила в отель Tribeca Grand . Я смотрела на людей, которые, спеша каждый по своим делам, обгоняют меня по тротуару дальше, словно такие понятия, как «истина», «ложь», «пространство» и «время» все еще что-то для них значат.

«Это правильно, – подумала я, – продолжайте потягивать ваш фрапучино и смотреть на мир через ваши булевы очки. Бинарная логика – это блаженство».

Человек, прогуливавшийся с несколькими собаками, проходя мимо, нечаянно налетел на меня. «В этом нет ничего необычного, – сказала я себе, когда он даже не потрудился извиниться. – Мы же даже не живем в одной вселенной». Для таких, как я, для тех, кто страшится толпы, это, как ни странно, довольно уютная мысль. У каждого из нас своя собственная вселенная: она, может быть, немного безлюдна, но зато прекрасна. Мы просто этого не замечаем, потому что наши вселенные слишом часто перекрываются.

Я была настолько погружена в себя, что не заметила, как прошла свою станцию метро, очнулась только рядом со следующей. Перед тем как спуститься в безбожную духоту, царившую на платформе, я достала из сумки сотовый и набрала номер офиса отца.

– Это было потрясающе, – сказала я ему. – Я перешлю тебе интервью, как только расшифрую его. Эта встреча заставила меня задуматься: может быть, не имеет смысла думать о нашем ничто извне, поскольку никакого «вне» не существует? По определению ничто бесконечно и безгранично. Наверное, мы должны подумать о том, как это выглядит изнутри, так как это единственный способ на него посмотреть.

Я замолчала на мгновение:

– Ты не думаешь, что световые конусы могут быть границами, на которых ничто превращается в нечто?

Мама рассказывала, что она точно помнит, что она делала в тот момент, когда она услышала, что Джон Ф. Кеннеди убит. Мой отец точно помнит, где он находился, когда Нил Армстронг ступил на поверхность Луны. А я? Я никогда не забуду тот день, когда WMAP опубликовал свои данные.

Это было 12 февраля 2003 года, я была у себя в Бруклине и разговаривала по телефону с ветеринарной скорой помощью. Моя собака Кэссиди, черный лабрадор, забралась в кладовку, учуяв яд для тараканов, и быстро разделалась там с целой упаковкой, разжевав ее вместе с коробкой и всем прочим. Когда я увидела искромсанные остатки ее трапезы, я в панике бросилась звонить в скорую. Женщина на другом конце провода спокойно спросила меня, какой марки был яд, затем она попросила подождать несколько минут, которые понадобятся ей на поиск ингредиентов. Пока она печатала что-то на компьютере, Кэссиди, довольная собой, разлеглась на полу у моих ног. Я пролистывала свежий номер New York Times .

– Святые угодники!

– Мисс, с собакой все в порядке? – забеспокоилась оператор.

– Что? Ах да, с собакой все хорошо, извините. Опубликованы данные по космическому микроволновому фону.

– Что?

– Реликтовое излучение. Лучшее изображение ранней Вселенной.

– Уф, – сказала она. – Вы о космосе?

– Вроде того, – сказала я. – Это картина мироздания примерно четырнадцать миллиардов лет назад.

– Хорошо.

Она продолжила поиски, а я тем временем читала статью. Наиболее подробная карта Вселенной, какой она была сразу после ее рождения, с удивительной точностью подтверждает теорию Большого взрыва и открывает новую главу в ранней истории космоса… дает первое указание на природу «динамита» Большого взрыва…

– С вашей собакой должно быть все в порядке, мисс. Ингредиенты токсичны для насекомых, но не для млекопитающих. Единственное, что меня беспокоит, – это пластик. Это дешевый пластик, и он может образовать осколки в желудке. Лучше всего, если вы скормите ей батон. Хлеб обволакивает пластмассу и предотвращает от повреждений.

– Батон целиком? – спросила я.

– Да.

Я поблагодарила ее, схватила перчатки и шарф и направилась в магазин на углу за хлебом. Пока я ждала в очереди в кассу, я отправила моему отцу эсэмэску: WMAP!

Когда я вернулась в квартиру, Кэссиди встретила меня, виляя хвостом.

– Это твой счастливый день, – сказала я ей, накрошив хлеба в миску. В качестве наказания за тараканий яд я дала ей самое объемное в ее жизни лекарство. Пока она блаженно пожирала его, я открыла веб-страницу НАСА.

«НАСА опубликовало сегодня лучшие „картинки из детства“ Вселенной, когда-либо полученные. Изображения содержат такие потрясающие подробности, что это может быть один из наиболее важных научных результатов последних лет», – сообщал пресс-релиз.

Десятилетием раньше, когда спутник COBE сделал первые снимки новорожденной Вселенной, будущий лауреат Нобелевской премии Джордж Смут сказал, что это как если бы мы увидели лицо Бога. Новый космический зонд микроволновой анизотропии имени Уилкинсона, известный по аббревиатуре своего английского названия как WMAP и обладающий в тридцать пять раз более высокой чувствительностью, мог теперь разглядеть его слабые веснушки и тончайшие морщины у губ. Пресс-релиз пояснял, что данные подтверждают теорию Большого взрыва и инфляционную модель, которые являются основой космологической стандартной модели. Прислушавшись, вы могли бы услышать звук откупориваемого шампанского.

Стандартная модель началась с Большого взрыва. С Эдвина Хаббла, наблюдавшего на горе Уилсон за галактиками, разбегающимися в бесконечных просторах пространства и времени. С Эйнштейна, с ужасом осознавшего свою величайшую ошибку: находясь в плену своих философских предрассудков, он упустил возможность сделать из своих уравнений самый неординарный вывод: что Вселенная расширяется и что пространство-время растягивается, растет вокруг нас.