Жиль Делёз - Лекции о Спинозе. 1978 – 1981

В условиях, в каких мы живем, мы как будто бы совершенно обречены на то, чтобы иметь один-единственный вид идей – идеи-аффекции. Каким чудом мы смогли выйти из этих действий тела, относительно которых мы не ожидали, что они существуют; как мы смогли возвыситься до познания причин? Пока что мы прекрасно видим, что с самого рождения мы обречены на случайности встреч, и это весьма прозаично. Это подразумевает что? Это уже подразумевает бешеную реакцию против Декарта, так как Спиноза будет утверждать с большой силой – в части II «Этики», – что мы можем познать самих себя, и можем познать внешние тела только через аффекции, которые внешние тела производят на наше.

Для тех, кто немного помнит Декарта, это – основная антикартезианская пропозиция, потому что это исключает всякое восприятие мыслящей вещи ею самой, то есть это исключает всякую возможность cogito . Я всегда знаю только смеси тел, и я знаю самого себя лишь через воздействие других тел на мое, и через смеси. Это не только антикартезианство, но это еще и антихристианство. Почему? Потому что один из основополагающих пунктов теологии – непосредственное совершенство первого сотворенного человека, то, что в теологии называется теорией адамического совершенства. Адам – до того как согрешить – создан столь совершенным, насколько это возможно, а потом существует история греха, каковая как раз является историей падения, однако падение предполагает Адама, совершенного как тварь.

Эта мысль кажется Спинозе очень забавной. Его идея – в том, что это невозможно; предположим, мы зададим себе идею первого человека, и сможем задать ее себе только как идею самого немощного, самого несовершенного человека, потому что первый человек может существовать лишь на уровне случайности столкновений и воздействий других тел на него самого. Итак, если предположить, что Адам существует, то существует он в модусе абсолютных несовершенства и неадекватности, он существует в модусе малого дитяти, который предан случайности встреч, разве что он будет существовать в защищенной среде, – впрочем, я слишком много сказал… Что же это такое – защищенная среда?

Зло – это дурная встреча. Что это означает? Спиноза в переписке с голландцем говорит ему: «Ты мне все время сообщаешь пример Бога, который запретил Адаму есть яблоко, и ты приводишь это как пример морального закона» [9] См.: Указ. соч. С. 391–392. . Первый запрет… Спиноза же отвечает Блейенбергу: «Но все происходит совсем не так», и Спиноза повторяет всю историю Адама в форме отравления и интоксикации. Что же произошло в действительности? Бог никогда не запрещал Адаму чего бы то ни было, он пожаловал ему откровение. Бог предупредил его о пагубном воздействии, которое тело яблока будет иметь на состав его, Адама, тела. Иными словами, яблоко – яд для Адама. Тело яблока существует при таких характерных отношениях, [что яблоко] может воздействовать на тело Адама в том виде, как то сложено, только разлагая Адамово тело. И если Адам был виновен в том, что не послушался Бога, то это не в том смысле, что он ему не повиновался, а в том, что он ничего не понял. Это существует у животных; у некоторых есть инстинкт, отвращающий их от того, что является для них ядом; есть и другие, у которых нет такого инстинкта.

Когда со мной происходит встреча, такая, что отношение тела, которое видоизменяет меня, которое воздействует на меня, сочетается с моими собственными отношениями, с характерными отношениями для моего собственного тела, то что происходит? Я бы сказал, что моя способность к действиям возрастает, она увеличивается, по крайней мере вот в этом отношении. Когда же, наоборот, моя встреча такова, что отношения, характерные для модифицирующего меня тела, подрывают или разрушают одно из моих отношений или характерное для меня отношение, то я бы сказал, что моя способность к действиям убывает или даже разрушается. Здесь мы встречаем два наших основополагающих аффекта [нрзб.], affectus [нрзб.]: печаль и радость.

Чтобы сгруппировать все на этом уровне, в зависимости от идей аффекции, которые у меня есть, существуют две разновидности идей аффекции: первая – идея следствия, которое примиряет характерные для меня отношения. Второй тип идей аффекции: идея следствия, которое подрывает или разрушает характерные для меня отношения. Этим двум типам идей аффекции соответствуют два движения варьирования в affectus’ е, два полюса вариации: в одном случае моя способность к действию возрастает, и я испытываю affectus радости, в другом случае моя способность к действию убывает, и я испытываю affectus печали. И Спиноза порождает все страсти в подробностях, исходя из двух этих основополагающих аффектов: радости как возрастания способности к действию, печали как убывания или разрушения способности к действию. Иными словами, всё, душа или тело, определяется известными сложными характерными отношениями, но я с таким же успехом сказал бы, что всё – душа или тело – определяется известной способностью быть аффектированным.

Все происходит так, как если бы у каждого из нас была известная способность быть аффектированным. Если вы рассмотрите животных, то Спиноза весьма выразительно говорит нам, что у животных в счет идут отнюдь не роды и виды: роды и виды – это совершенно смутные понятия, это абстрактные идеи. Что идет в счет, так это к чему способно тело? И здесь он ставит один из наиболее основополагающих вопросов всей своей философии (до того, как появился Гоббс и другие), утверждая, что единственный вопрос состоит в том, что мы даже не знаем, на что способно тело; мы похваляемся о душе и духе, но не знаем, что может тело. А ведь тело должно быть определено множеством составляющих его отношений, или – что совершенно то же самое – его способностью быть аффектированным. И пока вы не узнáете, что такое способность тела быть аффектированным, пока вы не поймете его именно так, рассмотрев случайность встреч, у вас не будет разумной жизни, у вас не будет мудрости. Знать, к чему вы способны… Это отнюдь не моральный вопрос, а вопрос физический, вопрос тела и души. Тело обладает чем-то основополагающе скрытым: мы можем говорить о роде человеческом, о человеке как виде, но это не скажет нам, что же способно аффектировать наше тело, что способно разрушить его. Единственный вопрос – это способность быть аффектированным.

Что отличает лягушку или обезьяну? Отнюдь не специфические или родовые свойства, утверждает Спиноза, а то, что они не способны к одним и тем же аффекциям. Стало быть, для каждого животного следовало бы составить подлинные карты аффектов, аффекты, на которые способно то или иное животное. И аналогично для людей: аффекты, на которые способен тот или иной человек. В этот момент мы можем догадаться, что – в зависимости от культур, в зависимости от обществ – люди способны не к одним и тем же аффектам. Хорошо известно, что метод, с помощью какого некоторые правительства ликвидировали индейцев Южной Америки, состоял в том, что они оставляли на дорогах, где проезжали индейцы, одежду гриппозных, взятую в диспансерах, – потому что индейцы не переносили воздействия [аффекта] гриппа. Не было даже необходимости в пулеметах; индейцы умирали, словно мухи. Само собой разумеется, что мы – в условиях лесной жизни – не можем прожить очень долго. Итак, возьмем род человеческий, человека как вид или даже расу: Спиноза говорит, что совершенно неважно, что у вас нет списка аффектов, на которые кто-либо способен, – в самом общем смысле слова «аффект», включая болезни, на которые он способен. Очевидно, что скаковая лошадь и лошадь-тяжеловоз – это один и тот же вид, это две разновидности одного вида, и все-таки они способны к совершенно разным аффектам, у них совершенно разные болезни, способность быть аффектированным совершенно несходна, и с этой вот точки зрения необходимо сказать, что тяжеловоз ближе к волу, чем к скаковой лошади. Итак, этологическая карта аффектов весьма отличается от родового и специфического определения животных.