Коллектив авторов - Ксандопуло Георгий. Өнегелі өмір. В. 37

Такой несправедливости друг Колька Потеряйко уже стерпеть не мог – он, с натянутыми до необходимого минимума оценками будет учиться, а я, Юрка Ксандопуло, успешно сдавший все экзамены, – за бортом?! Силой затолкал меня в кабинет ректора Тажибаева. Что ж делать? Я набрался злости: «Что за несправедливость, – спрашиваю, – Почему я не могу учиться? Потому что я иностранный подданный?» Тулеген Тажибаев был одно время министром иностранных дел и, наверное, мог решить этот вопрос. Однако зачисление уже состоялось, поэтому он зачислил меня кандидатом в студенты.

Денег всегда не хватало, особенно, когда ты, кандидат в студенты без стипендии и общежития. Раз в неделю ходили с Николаем Потеряйко на вокзал. вагон разгрузим – и в воскресенье к матери в Табаксовхоз – не с пустыми руками.

Первую сессию сдал на «отлично». Счастливый, иду по университетским коридорам с однокурсниками. Навстречу ректор. Узнал меня:

– Как дела, студент?

– Хорошо! – отвечаю.

– Ничего у него не хорошо, – это встревает в разговор Карл Лепин, – стипендии нет, общежития нет.

Ох, как неловко получилось. Как будто пожаловался. Ректор-то, наверное, свой вопрос мимоходом задал, формально.

Но для Тулегена Тажибаева не было ничего формального, что касалось студентов. Он побагровел, развернулся молча и грозно двинулся в деканат.

Кто я ему? Мне 17 лет, идет 47-й год. Еще жив Сталин. По стране катятся репрессии. Как этот отважный человек не побоялся вступиться за ссыльного грека?!

Через какое-то небольшое время я получил стипендию за все прошедшие месяцы учебы – 20 рублей! Вот погуляли с ребятами!

Организовали с ребятами музыкальный ансамбль. Я там такой герой – и на ударнике, и на мандолине. Гордился собой, нравилось быть в центре внимания.

Однажды смотрю – мой товарищ по ансамблю Виктор Цикало услышал какую-то замысловатую иностранную музыку, взял мандолину – и повторил сходу. Да так чисто, так правильно и с фантазией. Гордыню мою как рукой сняло: всегда найдется кто-то и поталантливее тебя.

Летом, на каникулах, я стал ездить в экспедиции под руководством Горяева с химиками из лаборатории растительного сырья Института химии. Там я впервые самостоятельно выполнил настоящее важное задание. Сам придумал и сам сделал аппарат для экстракции сока из растений. в составе группы был биолог Петр Петрович Поляков. Он собирал травы, и мы перерабатывали их на моем аппарате, делая отгоны для анализов.

Так я прошел с экспедицией по всему южному Казахстану, начиная с Чаянского района. Затем через село Славянка и дальше, в Узбекистан до Ташкента. Потом – Таджикистан. Ленинабад – берег Зеравшана. Запомнилось, что таджики тепло отзывались о греках.

Однажды в какой-то сельской столовой почудилась греческая речь. Удивился, давно не приходилось слышать. Думал, я один грек на всю округу. Двое беседующих стали недоверчиво на меня поглядывать, приглушили голоса. А я осмелел – может, думаю, они о моем дяде Алексее, сосланном в эти места, что-нибудь знают. Спросил по-гречески. Они успокоились. «Ксан- допуло, говоришь? Да у нас здесь столько Ксандопуло – не перечесть!» А я-то предполагал, что только меня судьба так далеко забросила.

По дороге на Зеравшан проезжали перевал Александра Македонского. Горы в тех местах все поросли арчевником в рост че- ловека. Дикая природа! Воздух – чистейший, стерильный, мож- но сказать. Еда не портилась сутками без всякого охлаждения. Поговаривали, что и медведя, и других крупных хищников можно встретить в этих зарослях. Мы встречали только непуганых зайцев. Пытались даже охотиться, но безуспешно. Все зайцы так и остались непугаными и настрелянными.

Охотник я неудачливый. В широкой долине вдоль Чарына водилось множество диких котов. Видимо, пищи им хватало вдоволь на всю компанию: куда ни ступишь – в воздух подни- мается стая фазанов. Стрелял. Вслепую почти, но дробью. Хоть одного-то должен был зацепить, чтобы добыть дичи на обед товарищам по экспедиции. Нет, не получалось.

На перевале санташ, в приграничной зоне у конезавода нас встретили военные, стали проверять паспорта. Меня беспаспортного иностранного подданного спрятали под походным снаряжением. во всем остальном я никакого неравенства не ощущал. Ко мне, студенту, относились как к равноправному участнику экспедиции и требовали, соответственно, как с равного.

Но однажды я все-таки подвел товарищей, поручивших мне приготовление обеда. с гор в долину местные жители возили кумыс для пациентов тублечебницы – очень он полезен для ослабленного организма. Один пастух, видя, наверное, чрезмерную худобу дежурного по кухне участника экспедиции, предложил мне кружечку на пробу. Я с удовольствием отведал незнакомого напитка, и меня сморило. Борщ выкипел, макароны сгорели. Вот стыд-то – опьянел от молока!

После окончания Университета поехали мы с женой Анной по распределению в Кустанай. Ее взяли в ЦЗЛ – в лабораторию на 514-ый завод, а меня еще на четвертом курсе как репрессированного даже на маслобойный завод не пустили. А как же? Стратегический объект!

Пошел в школу преподавать химию и биологию.

Позже начальник Цзл того самого номерного завода задумал уезжать из Кустаная, а его не отпускают – требуют найти себе замену. От моей жены он знал, что я окончил химфак КазГУ, и предложил мне свое место. «Да как это возможно?! – поразился я. – Номерной завод! Секретность!». «Это Российский завод. Там другие порядки». Да, после 53-го года порядки изменились – народ постепенно отучался бояться арестов, допросов, ссылок без права переписки.

Так я стал начальником Центральной заводской лаборатории на 514-ом заводе, который в годы войны изготавливал порох для фронта, а позже стал специализироваться на производстве синтетического волокна. Это событие сыграло значительную роль в моей дальнейшей судьбе – работа на секретном предприятии, вторая форма допуска к секретным материалам и в будущем давала мне возможность сотрудничать с военными организациями СССР, заключать с ними договоры и получать финансирование для интересных научных разработок.

В Алма-Ату мы вернулись в 57-м году. У нас уже была трехлетняя дочка Галина Георгиевна, серьезная девочка, настоящий профессор. Жили на съемных квартирах. Приходилось много трудиться, чтобы заработать денег. На отдых времени не оставалось. Семья стойко переносила все трудности нашего бытия.

Как-то решил я целый день посвятить дочке. Повел ее в зоопарк. Мы переходили от клетки к клетке, я с упоением рассказывал малышке все, что знал о диких зверях: где живут, чем питаются, вспоминал разные истории из когда-то слышанного и виденного в экспедициях. Устал, в горле пересохло – работа-то не такая простая, как казалось. У выхода – ларек, продают пиво. Я взял кружечку. Дочку поставил у клетки со свиньей и новорожденными поросятами.