Анджей Сапковский - Божьи воины

– Как солнце.

– Сегодня канун святой Ядвиги, четырнадцатое октября, вторник. Через пять дней, в воскресенье, мы встретимся в Свиднице. После мессы, перед церковью Станислава и Вацлава. Увидишь меня – не подходи. Я отойду, а ты иди следом. Понял?

– Да, пан Влк… Кх-кх… Простите.

– На этот раз еще прощаю. В следующий – убью.

…Tempora cum causis Latium digesta per annum lapsaque sub terras ortaque signa canam…

Ученики коллегиатской школы Святого Креста в Ополе получили на сегодня в качестве задания «Fasti» [108] «Фасты» – произведение с описанием римских религиозных праздников. Овидия. От Млыновки доносились крики рыбаков и визги ругающихся прачек. Вендель Домараск, magister scholarum , убрал в тайник донесения агентов. Содержание большинства рапортов беспокоило.

Что-то надвигалось.

«Тип со стальными глазами, – подумал Вендель Домараск, – ох будут из-за него неприятности. Я понял это сразу, как только его увидел. Ясно, зачем его прислали. Это убийца. Террорист, тайный убийца. Присланный для того, чтобы кого-то прикончить. А после этого всегда начинаются облавы, развязывается дикий террор. И нельзя спокойно работать. Шпионство требует покоя, не терпит насилия и суматохи. Особенно же оно не любит людей для специальных заданий. Почему, – магистр оперся подбородком на сплетенные пальцы, – почему он спрашивал о Фогельзанге?»

– Фогельзанг. Вам о чем-нибудь говорит это название?

– Разумеется. – Домараск взял себя в руки, не позволил себе никак выразить волнение. – Естественно, говорит.

– Посему слушаю.

– Криптоним «Фогельзанг», – магистр постарался, чтобы его тон был деловым, а голос равнодушным, – придали тайной группе для специальных действий, подчиняющейся непосредственно Жижке. У группы был координатор и связной. Когда он погиб при странных обстоятельствах, контакт прервался. Фогельзанг попросту исчез. Я получил приказ группу отыскать. Предпринял действия. И поиски. Безрезультатно.

Он не опустил глаз, хотя стальные глаза кололи как иглы.

– Факты мне известны. – В голосе пришельца не было и следа возбуждения. – Меня интересует ваше личное мнение касательно этой проблемы. И выводы.

«Выводы, – подумал Домараск, – уже давным-давно сделаны. И сделал их Флютек, Богухвал Неплах, который сейчас лихорадочно разыскивает виновных. Потому что Фогельзанг, и это никакая не тайна, получил из Табора фонды. Колоссальные деньги, которые должны были послужить финансированию «специальных операций». Деньги явно были слишком большими, а завербованные в Фогельзанг люди чрезвычайно специфичными. Эффект: исчезли деньги, исчезли люди. И скорее всего исчезли безвозвратно».

– Связной и координатор Фогельзанга, – сказал он, поторапливаемый, подгоняемый взглядом, – был, как я сказал, убит. Обстоятельства убийства были не только загадочными. Они были угрожающими, а слухи превратили их прямо-таки в кошмар. Страх перед смертью может пересилить лояльность и приверженность делу. При большой тревоге за жизнь о лояльности забывают.

– О лояльности забывают, – медленно повторил пришелец. – Вы о своей забыли бы?

– Моя непоколебима.

– Понимаю.

«Надеюсь, так оно и есть, – подумал Домараск. – Надеюсь, он понял. Потому что я знаю, какие в окружении Прокопа и Флютека ходят слухи о предательстве, о заговоре. Заговор – это хорошо. Формируется некая секретная «специальная группа», в нее завербовывают исключительных мерзавцев, которые при первом признаке опасности дезертируют, уворовывая доверенные им деньги. А потом их хозяева начинают вынюхивать заговоры.

И высылают в Силезию убийцу».

Прачки над Млыновкой ругались и обвиняли одна другую в проституции. Рыбаки ругались. Ученики декламировали Овидия.

«Интересно, – подумал магистр, прикрывая окно, – где сейчас этот тип?»

– Ты знаешь эту женщину? – спросил друга Парсифаль Рахенау. – И эту девушку?

– Ты же видел, что я с ней здоровался, – проворчал, немного ослабив пояс, Генрик Барут по прозвищу Скворушка, – что в ручку чмокал. Думаешь, я привык чужие бабьи руки целовать? Это моя тетка, Грозвита, должно быть, едет куда-то. А та толстощекая – ее служанка. А та, что в чепце, – ее экономка.

– А девушка?

– Теткина дочка, моя кузинка, стало быть. Тетка – жена моего дяди Генрика, который в Смарховицах сидит и которого звать Гейеманом, и не того Генрика, с Голой Горы, по прозвищу Журавль, а того третьего, младшего брата отца, которого зовут…

– Генрик, – угадал не отрывавший глаз от светловолосой девочки Парсифаль Рахенау.

– Ты его знаешь? Значит, все в порядке. Значит, он – мой дядька, тетка – его жена, а девчонка – их дочка. Ее зовут Офка. А чего ты так на нее пялишься, а?

– Я… – Мальчик покраснел. – Да нет. Я просто так…

Офка фон Барут только прикидывалась, будто ей больше всего нравится вертеться на корчмовой лавке, дрыгать ногами, постукивать ложкой по тарелке, рассматривать бревенчатый потолок и теребить конец косы. В действительности она уже давно приметила интерес паренька и вдруг решила прореагировать. Показав ему язык.

– Коза, – с отвращением прокомментировал Скворушка. Парсифаль смолчал. Он был целиком увлечен. Единственное, что его беспокоило, – это проблема кровного родства. Рахенау состояли в родстве с Барутами, одна из сестер дяди Гавейна была, кажется, кузиной тетки жены Генрика по прозвищу Журавль. Это наверняка требовало соблюдения церковных предписаний, а с ними бывало по-всякому. Парсифаль думал о женитьбе как о малоприятной обязанности, если даже не наказании, но сейчас вне всякого сомнения, понимал, что если уж это придется делать, то он в тысячу раз больше хотел бы светловолосую Офку фон Барут, чем тощую как щепка и прыщастую Зузанну, которую настойчиво сватал Рахенау ее отец, старый Альбрехт фон Хакеборн, хозяин Пшевоза. Парсифаль твердо решил тянуть с женитьбой сколько удастся. А с течением лет Зузанна Хакеборн могла, самое большее, увеличить количество своих прыщей, у Офки же были перспективы стать красивой девушкой. Очень красивой девушкой…

Красивая in spe девушка, явно довольная проявленным к ней интересом, сначала приоткрыла нижние зубки, а потом снова высунула на подбородок язычок. Сидевшая рядом матрона в чепце резко одернула ее. Офка показала зубы, для разнообразия – верхние…

– Сколько… – пробормотал Парсифаль Рахенау, – сколько ей годков?

– А мне-то какое дело? – фыркнул Скворушка. – Да и тебе тоже, раз уж мы об этом заговорили. Ешь быстрее свою кашу, надо ехать. Господин Пута будет злиться, если мы вовремя в Клодск не приедем.

– Если не ошибаюсь, – раздалось рядом с ними, – я имею честь общаться с благородными господами рыцарями Генриком Барутой и Парсифалем фон Рахенау?