Мари Бреннан - Естественная история драконов. Мемуары леди Трент. Тропик Змеев

Возможно, именно из-за воспоминаний о требованиях Коллоквиума мой голос прозвучал горше, чем хотелось бы:

– Сегодня я говорила с твоим дедом. О твоих домашних.

– О-о…

Казалось, этот звук открыл клапан, сквозь который из Натали разом улетучилась вся живость.

Я опустилась в знакомое, привычное кожаное кресло.

– Похоже, ты все знаешь. Они не хотят, чтобы ты ехала в Эригу.

– Они хотят, чтобы я осталась здесь и занялась поисками мужа. Да.

Натали отвернулась и прошлась по кабинету. То, что эта мысль не вызывает в ней никакого энтузиазма, можно было понять, даже не видя ее лица.

– Натали, в конце концов, все это не обязательно так уж плохо. Дед на твоей стороне, а семья, судя по твоим рассказам, относится к твоим интересам хоть с каким-то пониманием. Мой отец приглашал сваху, чтобы получить список неженатых мужчин, которые согласились бы делить со мной свои библиотеки. Уверена, ты можешь пойти еще дальше и отыскать мужа, который поддержит тебя в работе.

– Возможно.

Судя по тону, это ее ничуть не переубедило. Однако, прежде чем мне удалось подыскать слова, чтобы развить свой аргумент, Натали продолжала:

– Я понимаю: положение безвыходное. Так или иначе, мне придется от кого-то зависеть. Если не от мужа, то от кого-то из братьев, или… – она оборвала фразу, не закончив. – Этого я не могу просить даже у них. А уж тем более – у человека совсем постороннего.

Однако от меня не укрылось ее «или». Она явно собиралась назвать какую-то третью возможность, но заставила себя замолчать. И спрашивать об этом прямо, пожалуй, не стоило.

– Но разве тебе не хочется выйти замуж? – спросила я. – При условии, что ты найдешь хорошего мужа.

Мисс Натали Оскотт

Натали замерла без движения – видимо, обдумывая мои слова. Затем она повернулась ко мне лицом и сказала – так, точно до сего момента сама не знала правдивого ответа:

– Нет. Не хочется.

– Не ради благополучия, – уточнила я. В те времена движение «Независимой Добродетели» еще не сформировалось, но его главный аргумент уже пересказывали друг другу негромким, едва ли не возмущенным шепотом: если женщина меняет свои брачные предпочтения на материальные блага, не превращает ли это брак в своего рода проституцию? – Ради дружеского общения, любви или…

Настала моя очередь оборвать фразу на полуслове, устыдившись ее окончания.

Щеки Натали залились краской, однако она ответила:

– Нет. Ни ради того, ни ради другого. Конечно, я была бы рада мужской дружбе, но роды опасны, а материнство отнимет у меня слишком много времени, а интереса к этому… так сказать, занятию ради него самого у меня нет. И что остается?

Правду сказать, оставалось немногое. Разве что избавление от воркотни домашних, но ей можно было положить конец разными способами.

Возможно, с моей стороны было бы разумнее подождать, пока я не оценю состояние своих финансов, но через две недели мне предстоял отъезд в Нсебу, и впустую тратить время – свое и Натали – на лишние приготовления совсем не хотелось.

– Если уж ты непременно должна от кого-то зависеть, – сказала я, – и если твои убеждения это позволят, давай этим кем-то буду я. Вдовы часто берут в дом компаньонок, а ты и так практически была моей компаньонкой в последние несколько лет. А еще – дорогой мне подругой. Отчего бы не оформить все это официально?

Задержка в ее дыхании подсказывала, что я угодила в цель. Однако Натали запротестовала:

– Нет, Изабелла, я так не могу. Если я не выйду замуж, то на всю жизнь превращусь в обузу. А что, если ты передумаешь – через два года, через десять, через двадцать? К тому же это может отравить нашу дружбу, а мне бы совсем этого не хотелось.

Я беспечно рассмеялась, пытаясь унять отчаяние в ее глазах.

– Обуза на всю жизнь? Чушь. Оставайся со мной, а я уж обеспечу тебе жизнь независимой и эксцентричной старой девы, поддержанную, если захочешь, твоими познаниями и пером. Другие дамы делали это и до нас.

Правда, немногие. А в тех областях, к которым влекло Натали, преуспели и вовсе единицы. Для дам было куда приличнее изучение истории, чем безумные изобретения вроде искусственных крыльев. Однако я твердо решила прожить жизнь, как того требуют мои наклонности, и вдобавок добивалась этого с таким рвением, что общество не смогло мне в этом отказать, и потому проповедовать Натали женскую покорность с моей стороны было бы высшей степенью лицемерия. И все трудности, и цена такой жизни были ей известны: она ведь видела, как живу я.

Судя по огоньку, разгоравшемуся в ее глазах, трудности были невелики, а о цене не стоило и говорить. На словах она продолжала возражать, но только из-за своей приверженности к логике.

– Боюсь, моих домашних придется убеждать. И убеждений потребуется столько…

– Тогда у тебя два выхода, – сказала я, поднимаясь из-за стола. Свет, падавший из окон за моей спиной в это время дня, должен был окружить меня сияющим ореолом, и я не погнушалась использовать это ради пущего драматического эффекта. – Можешь остаться в Ширландии и заняться их убеждением, а я буду рада видеть тебя рядом, когда с этим будет покончено. А можешь оповестить домашних о своих намерениях, отправиться в Нсебу со мной, через две недели, и пусть они сами разбираются в собственных мыслях и чувствах.

– Через две недели? – голос Натали разом ослаб. – Ты уезжаешь через… о, но ведь…

Я молча ждала. Мои слова были совершенно искренни: я была бы рада ее компании и в том случае, если бы она предпочла присоединиться ко мне позже, или вовсе решила дожидаться меня в Ширландии. К тому же, навязывать ей свои предпочтения было бы просто нечестно.

Кроме этого, я знала Натали так хорошо, что без труда могла предугадать ее ответ. Плечи Натали расправились, подбородок поднялся.

– Я обещала поехать с тобой в Эригу, – сказала она. – Леди должна держать слово. Семью я поставлю в известность немедля.

Никогда прежде мне не пришло бы в голову счесть Максвелла Оскотта, эрла Хилфордского, садистом. Однако метод, к коему он прибег, чтобы вывести вора на чистую воду, вынудил меня пересмотреть мнение по данному вопросу – и сделать выводы, для эрла отнюдь не лестные.

По словам мистера Уикера, симпозиум, среди участников которого были и наши главные подозреваемые, должен был завершиться на этой неделе. Осмотр лаборатории мистера Кембла полицией результатов не дал, и лорд Хилфорд прибег к более прямолинейному методу выявления виновника: пригласил всех на званый ужин, чтобы посмотреть, не дрогнет ли кто.

С этой целью он за исчезающе краткий срок успел арендовать верхний зал Йейтс-отеля и позаботился о присутствии всех подозреваемых. Поводом для ужина стало то, что Коллоквиум, устраивавший прощальный банкет в честь окончания симпозиума следующим вечером, не допускал в свои священные стены дам, а эрл был твердо убежден, что съехавшимся ученым джентльменам следует встретиться с образованными и достойными дамами, особенно – хоть этого факта он и не афишировал – с недавно овдовевшей миссис Кэмхерст.