Пол Дю Нойер - Беседы с Маккартни

У вас сохранился ваш первый усилитель?

Да. Кажется, я купил его в «Каррис», магазине бытовой техники; когда туда заходил за пластинками, то приходилось идти мимо пылесосов, стиральных машин и усилков. На электрогитару ни у кого не было денег, это стало возможно только пару лет спустя. Они были страшно дорогие, так что покупались звукосниматель и усилок, и звукосниматель ставился на акустическую гитару. И я купил такой зеленый усилок под названием «Эль Пико».

Ну круто, притащил его домой, но это было вообще что-то из прошлого. На гнезде было указано «микрофон и граммофон», но мы подключали к нему гитару. Думаю, дешевле мне не удалось найти. Не потому, что я жмотяра, а просто в семье было туговато с деньгами. В любом случае такого было достаточно, и он у меня до сих пор хранится. Гениальная вещь, сейчас он выдает просто монструозный фазз; что к нему ни подключи, перегруз просто адовый, крутая штука и сустейн хороший.

Какие еще исполнители были для вас важны?

Джерри Ли Льюис. Гигант! Нам нравился Джерри Ли, потому что он был олицетворением певца кантри. Я любил его Whole Lotta Shakin’, и нам нравились You Win Again и еще парочка песен в том же духе, медляки в стиле кантри, выходившие на обратной стороне сингла.

Мы собирали множество таких пластинок и включили в наш репертуар би-сайды. Мы поняли, что перепевать то, что попало в хит-парад, могут и остальные. Часто, если речь шла о том, чтобы скопировать песню, другим это могло удаваться лучше, чем нам, просто за счет того, что они дольше репетировали. Поэтому имело смысл изловчиться и выучить песню с би-сайда, потому что они не интересовались песнями на другой стороне пластинки.

Это уже были первые дни «Битлз». Мы начали с I Remember You [песни Фрэнка Айфилда], попсовой песенки, но вот идем мы куда-то играть, а там уже другая группа это исполняет, и так бесило, когда они заявляли: «Мы играем до вас, мы исполним I Remember You». Да какого черта, это же наш коронный номер! Нас достало, что у других были те же песни в репертуаре. Или у нас были те же песни, что у остальных.

Так что мы попробовали эту лазейку. Так мне досталась Till There Was You, это была пластинка Пегги Ли. Мне просто понравилась мелодия. Я не понимал, почему на этикетке пластинки написано «Из “Продавца музыки”». Потом я понял, что это песня из мюзикла, где еще поют про семьдесят шесть тромбонов. Я просто ее выучил. Обожаю Пегги Ли.

Мы стали отлавливать би-сайды: Cracking Up Бо Диддли, Havana Moon Чака Берри. И еще Джеймс Рэй, If You Gotta Make a Fool of Somebody – эту вообще никто не знал, и надо было видеть их выражение лица, когда мы, рок-группа, стали играть вальс. Музыканты замирали: «Эй, это еще что такое?»

В Гамбурге [где начинающие «Битлз», еще не прославившиеся, играли в клубах в течение нескольких сезонов] нам обрыдло все время повторять десять номеров. Мы из кожи вон лезли, чтобы прорваться, так что играть приходилось весь день, иногда по семь-восемь часов подряд, но повторять одно и то же мы не хотели. В этом был весь фокус. Так что мы изобретали мелодии или вытворяли дурашливые версии Tequila и тому подобного, и пели «ди-ди-дай на хрен!» вместо «текила!», чисто чтобы посмеяться. Но мы выучили все эти номера, и, когда вернулись обратно в Англию, репертуар у нас был обширный.

А как насчет Бадди Холли?

Бадди Холли, конечно. Его That’ll Be the Day была просто отпадная песня. Что здорово, так это то, что, когда появился Бадди, любой очкарик типа Джона мог наконец почувствовать себя нормальным парнем. До этого никто ни за какие коврижки не надел бы очки. Джон на улице врезался в фонарные столбы. И тут появился Бадди, и все такие: «Конечно! Давай, нацепи их».

В Бадди еще очень привлекало то, что он сам писал свои песни. А вот Элвис нет. Джерри Ли тоже писал бо́льшую часть, но Бадди, казалось, все сочинял сам, и там было только три аккорда. Мы едва начали писать собственные песни, а для начинающих песни на три аккорда подходят идеально, ведь мы и знали-то от силы четыре-пять.

Мы стали изучать Бадди, и его песни было просто освоить: Rave On, Think It Over, Listen to Me, Words of Love, I’m Gonna Love You Too, That’ll Be the Day, Oh Boy! Peggy Sue, Maybe Baby, мы их все знали. Мы их сыграли на конкурсе талантов в Манчестере, втроем, а у Джона еще не было гитары… Точно, он у кого-то ее взял и, кажется, не вернул. Но это другая история.

Славное было времечко, потому что, естественно, твое возбуждение еще сильнее от того, что ты подросток, а это само по себе здорово. Едешь в Манчестер на конкурс, волнуешься, трясешься, а потом отпускает. А потом как же мы злились, когда проиграли. Ни на одном дурацком конкурсе мы никогда не побеждали. Никогда не занимали никаких мест.

Нас все время делал какой-нибудь чудовищный лузер. Почти всегда это была баба, игравшая на ложках. Это было в Ливерпуле. Публика набиралась хорошенько, и к одиннадцати тридцати, когда судьи выносили решение, зрители орали: «Давай, Эдна!» Чк-к-ккк! Играла она, кстати, зашибенски. Эта старушенция нас каждый раз делала. Думаю, эта сукина мать нас преследовала: «Куда там на этой неделе эти “битлсы” суются? Я их порву. Совсем от рук отбились».

Басистом Маккартни стал не по зову души; изначально он воображал себя с гитарой наперевес в лучших традициях рок-н-ролла и был согласен время от времени играть на фортепиано. Но в Гамбурге он иногда заменял исконного басиста «Битлз» Стюарта Сатклиффа, который был правшой. В конце концов скрепя сердце Пол стал в группе регулярным басистом и клавишником.

Когда у вас впервые появился бас-скрипка?

В Гамбурге. Я отправился в Гамбург с Rosetti Lucky 7 – дерьмо гитара, но выглядела здорово, красная такая. Однако при ближайшем рассмотрении оказалось, что она держится на клею, и развалилась она очень быстро. Кажется, как-то вечером мы много пили и кто-то ее сломал об меня – мы немножко поиграли в «Ху» – было очевидно, что гитаре не поможешь. Вот и всё. И тогда я перешел на пианино, нельзя же было оставаться без инструмента.

Кстати, я пытался заново собрать эту гитару, я ее не врубал какое-то время, но потом решил – это же дебилизм, на ней и струн почти нет, и вдобавок она не подключена. Обязательно кто-нибудь заметит. Поэтому я повернулся к публике спиной и начал играть на пианино, поскольку немного умел. Так что мои отношения с пианино начались с этого. Какое-то время это работало.

Тогда в группе был Стюарт Сатклифф. И хотя говорят, будто я пытался выжить его из группы, потому что сам хотел играть на басухе, это неправда. Всё наоборот: никто вообще не хотел быть на басу. Гитара – вот что было клево.

Стюарт собирался остаться в Гамбурге, потому что он влюбился в эту девчонку, Астрид [Кирхер]. Она тусовалась в компании, члены которой называли себя «экзи», то бишь экзистенциалисты. Они смотрелись очень круто: все в черном, брюки в обтяг, сапожки на каблуке. Она была блондинкой с короткой мальчишеской стрижкой а-ля Питер Пэн, выглядела она офигительно. Мы таких телок никогда не видели. Одевалась она как мальчишка, как худющий маленький мальчик. И мы все: «Твою мать, ты только посмотри на нее!»