Ширли Конран - Кружево. Сплетение судеб

Максина, Кейт и Пэйган уже сидели за столиком в «Шезе» с какой-то четвертой девочкой, которую пригласили только по одной причине: у нее был брат в «Ле Морнэ». Однако Пэйган еще полчаса тому назад сделала для себя вывод: если этот Найджел хоть немного похож на свою глупую корову-сестричку, то знакомиться с ним незачем.

– Папочка говорит, что в результате Найджел так переменился, обзавелся невероятно хорошими контактами, – монотонным голосом бубнила Франческа. – Папочка говорит, что считает плату за учебу там полезным капиталовложением, потому что он хочет, чтобы Найджел получил широкую международную подготовку, а в «Ле Морнэ» учатся только те, у кого есть деньги и имя. Знаете, там собрались дети всех нефтяных магнатов. И это совсем не похоже на обычную школу. Это старинный замок на озере Леман. – Она откусила кусочек кремового пирожного. – Если у них вечер свободен, то они могут съездить в Женеву или в Лозанну. Им даже разрешают уезжать на уик-энды, если родители не возражают. – Франческа взяла еще одно tete de negre [24] Здесь: шоколадное пирожное ( фр .). . – Работать им приходится очень много, но они не загнаны в клетку, как мы тут, в «Иронделли». А по субботам они ходят на танцы. Зимой в субботние вечера здесь гостиницы устраивают платные танцы, хотя Найджел ходит только в солидные места вроде «Империала» или «Паласа».

– Мы ни разу не ходили, – сказала Кейт. – Мы и танцевать-то не умеем.

– Только польку и шотландский танец, этому нас в школе учили, – поправила ее Пэйган.

Мальчики, танцы, великолепные гостиницы – все это зачаровывало, возбуждало и тревожило одновременно. Счастливая Франческа, думали девочки, как ей повезло, что у нее есть старший брат.

– А когда ребята из «Ле Морнэ» сюда приезжают?

– Они сейчас здесь и пробудут в Гштаде три месяца, с января до марта. Мамочка говорит, что здесь все очень хорошо расписано, так что после рождественских каникул чемодан Найджела посылают не в Руэ, а прямо в Гштад.

– Ой, кстати, – быстренько соврала Пэйган, – сестра-хозяйка просила меня передать тебе, Франческа, чтобы ты зашла на почту. Там для тебя лежит посылка. Надо будет заплатить три франка.

Франческа обрадованно завизжала, расплатилась по счету и убежала.

– Не могла ее дольше терпеть, – громко сказала Пэйган.

– И я тоже, – произнесла официантка очень маленького роста. Пэйган обернулась и тут сообразила, что официантка в традиционном швейцарском костюме – это та самая девочка, которую она спасла в горах. Ее короткие светлые волосы выглядели так, как будто их обкорнали кухонными ножницами, что соответствовало действительности. Очень серьезным голосом она проговорила: – Вы спасли мне жизнь…

– Рада, что ты это наконец поняла! – перебила ее Кейт.

– …и ты сломала руку!

– Нет, только растянула предплечье, – сказала Пэйган. – А у тебя все в порядке?

– Ни царапинки, но перепугалась я крепко. У меня только коленки несколько часов дрожали. Даже и не знаю, как мне тебя благодарить. Я понимаю, я не должна была так убегать…

– Ничего, Ник нам объяснил, в чем было дело, – сказала Пэйган.

– С тобой все было в порядке, – опять резко перебила Кейт, – а с Пэйган было очень плохо. Она упала в обморок, а рука у нее чуть не отвалилась. Ее два дня продержали в постели.

– Замолчи, Кейт! Она ни в чем не виновата. В конце концов, она же не нарочно свалилась с того обрыва.

– Я с него даже не свалилась. Мы просто стояли, и вдруг подо мной поехала земля. Но я совершенно не боялась разбиться, а думала только о том, что опаздываю на смену.

– Ну ладно, забудем об этом, – сказала изрядно смущенная Пэйган. – Посмотрите лучше, кто пришел!

Она приветственно помахала Нику, который в этот момент как раз открывал тяжелую резную дубовую дверь. Тот поднял руку в ответ, сильно наклоняясь, чтобы пройти под косяком, почерневшим за несколько веков от каминного дыма. Кафе «Шеза» было намного старее, чем вся остальная гостиница: в XVII веке это была ферма, и потому стены здесь были толщиной в руку.

– Я сейчас больше разговаривать не могу, – сказала Джуди, – но по воскресеньям мы с Ником свободны, и я бы очень хотела, чтобы мы встретились: тогда бы я как следует тебя и отблагодарила. Кстати, у меня для тебя кое-что есть.

Она поспешно наполнила чашки горячим шоколадом и умчалась со своим подносом. Ник молча смотрел ей вслед, и было очевидно, что голова у него идет кругом.

В воскресенье после обеда входная дверь «Шезы» распахнулась, и вместе с клубами морозного воздуха в ней появились Джуди, а за ней Ник. На Джуди был ее обычный воскресный костюм: синие, подвернутые до колен джинсы, спортивные туфли без каблуков, белые носки и куртка-матроска в горошек. Она огляделась по сторонам и обрадовалась, увидев девочек.

– Привет! – поздоровалась она, протягивая Пэйган большую, красиво упакованную коробку, перевязанную белой атласной лентой. Внутри лежала пара ярко-красных длинных, до колен, вязаных носков с кожаными подошвами. Пэйган была искренне обрадована.

– Они подходят под мой красный шелковый пояс, – сказала она и стала настаивать, чтобы Кейт немедленно примерила подарок.

Максина повернулась к Джуди:

– А почему родители послали тебя сюда на языковые курсы, а не в одну из здешних школ?

– Они меня вообще никуда не посылали. Я им не сказала, что подала заявление на стипендию для поездки по обмену, потому что никогда не думала, что сумею пройти отборочный конкурс. А когда прошла и сказала, мама просто рассвирепела. Она считает, что в пятнадцать лет рано еще уезжать из дома, да и вообще она не понимала, зачем мне понадобились иностранные языки. Но наш священник убедил ее, что я должна использовать талант, дарованный мне Господом. – Джуди усмехнулась. – Здесь за мной должен присматривать пастор местной лютеранской церкви. По-моему, он полагает, что я собираюсь стать миссионершей в Африке и знание французского и немецкого языков необходимо мне, чтобы разговаривать потом с язычниками в Бельгийском Конго и в Восточной Африке.

– А на самом деле ты туда поедешь? – Максина аккуратно расправила юбку своего лучшего, мандаринового цвета, платья, которое надела потому, что Ник все-таки на четверть назначил сегодня свидание и ей тоже.

– Нет, я поеду в Париж, – уверенно ответила Джуди.

– Одна?! И родители тебя отпустят одну?

– Они ничего не будут знать. Я им напишу после того, как приеду туда и найду работу. Иначе они могут и не разрешить, – объяснила Джуди.

Три другие девочки, пораженные, замолчали: они сами никогда не задумывались о своем будущем, никогда ничего не планировали наперед дальше следующих каникул. Все в их грядущей жизни представлялось им в принципе столь же простым и ясным, как на рисунках в детских книжках для раскрашивания, и ответственность за все, что должно было произойти в будущем, лежала не на них, а на ком-то другом. Каждую из них ожидал впереди алтарь, после которого должно было наступить вечное блаженство; в эту картинку оставалось только вставить конкретное лицо того прекрасного принца, который повел бы каждую из них к алтарю. Ученицам «Иронделли» работа Джуди представлялась чем-то невероятно настоящим по сравнению с уроками домоводства, на которых они учились резать лук, или машинописи, где после скопированного из учебника делового письма они делали припечатку: «Пожалуйста, примите уверения в моих самых искренних чувствах».